Хроники Марионеток. Долг Короля

Глава первая, в которой проясняются некоторые события из прошлого, а Фрис раскрывает тайну.

Земля смешалась с кровью, оглушительно орали люди, воздух нес вонь горелой плоти. Кончилось все оружие, нож в руке сломался, лишь коряво торчал обломок железки из рукояти. Они шли ровным маршем, а отступать было некуда – ее окружили. Шевелились зеленые змеи на алых гербах, кирасы медно блестели, обагренные ее кровью. Клинки в животе; два, три... больше, – не сосчитать... Ее ударили в лицо раз-другой, сильно... Рин хотела ответить на удар, но упала. Падение в пропасть встряхнуло ее, Рин закричала, но изо рта вместо крика вышло невнятное сипение. Она взмахнула руками и... проснулась.

– Рин! Рин! – Анхельм тряс ее за плечо. – Проснись!

Рин дернулась всем телом и села в постели. Голова закружилась, в глазах потемнело. Руки тряслись, дыхание было хриплое, надломленное. Анхельм прижал ее к себе, но она вырвалась, неуклюже поднялась и пошла умываться. Их каюта была не очень большой, обставленной с минимальными удобствами, но в ней имелся небольшой закуток, где стоял умывальник. Его отгораживала резная деревянная ширма в стиле магрединского болле, бывшего в моде лет двадцать назад. Дрожащими руками Рин налила воды из кувшина и часть пролила. Холодные капли попали на ноги, и мышцы свела судорога. Она поставила стакан и стала растирать бедра. Когда тело наконец стало слушаться хозяйку, Рин продолжила умываться и чистить зубы. Прохладная вода смыла напряжение, а странный привкус железа сменила свежесть мятного зубного порошка. Минутой позже ее потеснил Анхельм.

– Снова? – участливо спросил он, когда они снова рухнули на кровать. Рин прижалась к нему всем телом, стремясь избавиться от липких остатков кошмара.

– На этот раз меня убили, – ответила девушка. – Дрянь какая-то. Уже неделю кошмарами мучаюсь.

– Это все от безделья. Мне тоже всякая ерунда снится. Дома после дня работы я засыпал, как убитый, а здесь заняться толком нечем, вот и маюсь.

– Омерзительный сон, давно такой гадости не снилось.

– А мне сегодня приснилась мама, – сказал Анхельм, поглаживая Рин по плечу. – Какая-то напуганная она была. Все твердила мне, чтобы я поступал, как должно, а то случится беда. Какая беда? Что она имела в виду?

Рин не ответила, лишь вздохнула тяжело и грустно.

– Хочу съездить домой, – сказала она после долгого молчания. – Десять лет уже не была. Что-то подсказывает мне, что там что-то стряслось.

– Я был в Истване в сентябре, все было хорошо, – заметил Анхельм. Рин тут же подняла голову и уставилась на него. – Что такое?

– Ты был у меня дома?

– Я туда каждые полгода езжу.

– Зачем?

– Я лично веду налогообложение, объясняю новые законы, заключаю торговые договоры. Вы же все-таки на моей земле живете, я должен о вас заботиться.

– Старейшины бы с тобой поспорили, – хмыкнула Рин.

– Они меня уважают и всегда тепло принимают, – возразил Анхельм. – Моего дядю они недолюбливают...

– Интересно, почему? – ехидно заметила Рин.

– ...А я у них не вызываю отрицательных эмоций, – закончил он. – Почему ты так не любишь моего дядю?

– Потому что он старый интриган, – фыркнула девушка.

– Ты его старше на двадцать лет, кто из вас старый? – с улыбкой поддел ее герцог.

– Разговорчики! – ухмыльнулась Рин, отвешивая ему шутливый щелбан. – Я еще очень молодая по меркам аиргов. Но вообще-то я не возраст имела в виду, а то, что он интриган до мозга костей. Ох, Анхельм, не важно, почему я его не люблю.

– Я все же надеюсь, что однажды вы найдете общий язык. А то мне обидно смотреть, как ты дергаешься при его появлении и каждый раз норовишь с ним поспорить.

– Я предупреждала, что у меня противный характер, и что я терпеть не могу приказы. И, знаешь, мне с ним под венец не идти, так что любить его я вовсе не обязана.

Анхельм не ответил, Рин тоже нечего было сказать. Она лежала, глядя в темноту за окном каюты и слушала, как поскрипывают доски и плещут волны о борт корабля.

Путешествие было скучным: они целыми днями сидели в каюте или загорали на палубе, ели и играли в карты. Анхельм первое время еще доделывал всю работу, которую набрал с собой, но потом и ему стало нечем заняться. Фрис почти каждый день ругался с Ладдаром и пребывал в сварливом настроении, отчего страдали все вокруг него. Временами он запирался в каюте и просто ни с кем не хотел разговаривать, иногда спорил с Анхельмом и Рин, отпуская язвительные комментарии. Словом, делал все, чтобы у всех отпало желание даже близко подходить к нему. При этом причину плохого настроения он не раскрывал, но Рин догадывалась, что дело в Кастедаре.

Демон тоже не отличался дружелюбием, но хотя бы внял просьбам Анхельма постараться не сталкиваться с Фрисом и большую часть времени сидел в своей каюте. Когда выдавалась возможность, Рин украдкой рассматривала Ладдара – или Кастедара? – и думала, что он совсем не выглядит таким злобным, как ведет себя. Лицо этого юноши было почти всегда печальным, взгляд черных глаз устремлялся куда-то в неведомые дали. Когда он сталкивался с Фрисом, то на восково-бледном лице появлялось выражение вины. Появлялось и тут же исчезало, словно молния в тучах. Рин задавалась вопросом, что же такого произошло между ними в прошлом, думала над словами Фриса об Альтамее и каким-то шестым чувством понимала, что без нее тут не обошлось. Фрис упоминал, что верит в Альтамею, и только потому она еще не исчезла совсем. Но как могла погибнуть от неверия богиня жизни? Этот вопрос не покидал головы Рин. Она начинала рассуждать, но раз за разом все рассуждения рассыпались; явно не хватало какой-то детали, чтобы собрать картину воедино. Ну, и логического мышления тоже, что уж тут скрывать.