Художник

Художник

…Карандаш плавно очерчивает линию ключиц, короткими штрихами идет вниз, подчеркивая тени от них; легким мазком обозначает ложбинку между ними, обводит по второму разу бугристые мышцы плеча, движется вниз и замирает…

Я задумчиво осматриваю результат. А неплохо получилось: глубокие глаза с томной поволокой и той самой чертовщинкой, что привлекает девичьи сердца. Длинные густые ресницы, отбрасывающие тени на высокие скулы, которые остры настолько, словно тронь только пальцем и порежешься. Ровный нос, чувственный абрис губ, искривленных в легкой самодовольной усмешке, сильный подбородок и мощная шея, переходящая в широкие плечи, увитые тугими мышцами…

Густые волосы темным ореолом обрамляют это соблазнительное и одновременно хищное лицо. Удовлетворенно хмыкнула: хорош стервец. Вновь заношу карандаш над альбомом, как чья-то наглая рука бесцеремонно отбирает его у меня.

Возмущенно поднимаю взгляд и обреченно выдыхаю. Ну да, кто же, кроме тебя? Никто не осмеливается подходить ко мне во времена «творческих запоев». Довольно мирная в обычное время, я тут же превращаюсь в бешеную фурию, если тревожат меня в минуты вдохновения. Но почему-то в твоем присутствии кровожадная фурия останавливается, замирает, робко поглядывая взволнованным взглядом исподлобья.

— Что рисуем? — Ты так же непринужденно вальяжно усаживаешься на скамейку, наклоняя корпус вперед и опираясь острыми локтями в колени. Внимательно рассматриваешь рисунок, а после поворачиваешь лицо ко мне.

Лицо у тебя некрасивое. Худое, с резкими изломанными чертами, тонкие губы, длинноватый неровный нос, наверняка не раз сломанный в пылу уличных драк, обычные карие глаза и веснушки… Много… На бледной коже они выделяются особенно четко. Обычное лицо. Таких на улицах города сотни, если не больше. Взглянешь и забудешь. А если подруга толкнет тебя плечом и скажет посмотреть на того красавчика, ты просто недоуменно взглянешь и пробормочешь:

— Да ну тебя. Стремный какой-то.

— Да постой же ты! Внимательно посмотри.

И в этот момент он поднимает голову, смотрит на тебя и улыбается. Улыбается настолько обаятельно, солнечно и тепло, что ноги подкашиваются. Сердце в груди замирает, а после начинает биться в сто тысяч раз быстрее, стремясь вырваться из грудной клетки навстречу… Навстречу мечте?

Лицо у тебя некрасивое. И фигура тоже не идеал: слишком высокий, тощий, словно складная линейка. Плоская впалая грудь, костлявые руки и ноги, увитые веревками тонких мышц, крепкими, словно камень. Про таких говорят — жилистый. Не надутые мускулы, как в рекламах, а те, которые заработаны тяжелым трудом. Длинная тонкая шея. Когда ты откидываешь голову, чтобы выпустить струйки сизого сигаретного дыма, острый костистый кадык словно грозится прорвать тонкую кожу.

И стиль одежды тоже уличный. Вечно кроссовки или берцы, свободные штаны со множеством карманов, безразмерные толстовки с глубокими капюшонами и десятки кожанных браслетов и плетеных фенечек, обвивающих запястье.

…Обычный… Таких на улицах города сотни, если не больше… Взглянешь и забудешь…
 

***

— Так что за рисунок? — нетерпеливо переспрашиваешь ты.

— Рисунок как рисунок, — равнодушно пожимаю плечами и с тяжким вздохом поднимаю глаза к небу. — Просто красивый парень. Приснился. Захотелось нарисовать.

…Знал бы ты, чего мне стоит этот непринужденный тон…

— Приснился, говоришь? — ты недобро щуришь глаза и усмехаешься. — И часто тебе снятся такие смазливые парни?

…Мне кажется, или в твоем голосе звучит ревность? Впрочем, чего это я, голову, что ли, напекло, дурында. Принимаю желаемое за действительность…

— Дурак, — пихаю локтем тебя в бок, — я же художник. Люблю красоту во всем. И вижу ее даже во сне, включая эстетичность в людях. Женщины, мужчины, дети…

— И что же тебе нравится в мужчинах? — с интересом спрашиваешь ты, по-птичьи наклонив голову в мою сторону.

— Мне нравятся пропорциональность и атлетическая слаженность, — задумчиво начинаю перечислять я, — правильные черты лица, сильная шея, широкие плечи и узкие бедра, а еще длинные мускулистые ноги. Очень длинные, — подумав, добавляю я.

— Пхаха, — начинаешь ты ржать. — Широкие плечи и узкие бедра… Треугольное туловище, что ли? А если ещё и в сочетании с чересчур длинными конечностями, то настоящий инопланетянин получится… Что ты там говорила о правильных пропорциях?

Снова начинаешь заливисто смеяться и тут же ойкаешь, схватившись за затылок.

— За что?! — и столько обиды во взгляде, что тут же становится стыдно, но нужно держать марку.

— А будешь знать, как смеяться над моими идеалами, — мстительно подношу кулак к твоему носу.

— Идеалами? Значит, это твой идеал? — После моих слов ты весь как-то скисаешь и сгорбливаешься. Начинаешь нервно пролистывать мой альбом.

…мне кажется, или…

— Почему ты всегда изображаешь девушек со спины? — неожиданно спрашиваешь ты, внимательно разглядывая рисунок в вечернем платье.

Черное бархатное платье словно вторая кожа с узкими длинными руками и подолом, расходящимся книзу от колен. Почти монашеское, если не считать полностью обнаженной спины. Узкая гибкая спина с острыми лопатками и еле выступающими позвонками. Волосы девушки собраны в высокий элегантный пучок, в длинных пальцах она держит бокал шампанского. Лицо повернуто вбок, будто она прислушивается к музыке, давая нам возможность разглядеть ее изящный профиль.

— Потому что мне кажется, что это очень сексуально, — пожимаю плечами.

Ты издаешь звук, будто бы чем-то поперхнулся.

— Сексуально? — все еще кашляя, переспрашиваешь, округляя глаза. — Тебе и девушки нравятся?

— Фу, пошляк, — фыркаю я. — Просто обнаженная спина мне кажется безумно красивой. Я ведь художник, ты не забыл? Это мое виденье. Когда-нибудь я похудею настолько, чтобы тоже были видны позвонки и лопатки, и надену платье с открытой спиной. Давняя мечта, если честно. Вот увидишь, все мужчины будут залипать на моей спине. Грудь и попа не единственные эталоны женственности, — шутливо произношу я, щелкая по твоему носу.

— Не надо худеть, и никаких открытых платьев тебе не надо, — хмуришься ты, и вот сейчас в голосе явственно слышу ревнивые нотки. Неужели…

— Зачем тебе копировать этих анорексичек? Да еще и перед мужиками полуголой ходить? Дурость какая, — ворчишь ты, и я готова рассмеяться от распирающего внутри счастья.

— Потому что это мой идеал. Я рисую то, что хочу видеть в себе и окружающих меня людях.

— Значит, тебе хотелось бы, чтобы твой парень был похож на этих смазливых личностей? — с отвращением произнося «смазливые личности», киваешь ты на альбом.

— Нет. Вовсе нет, — радостно говорю я. — Честно говоря, те факты про идеал в мужчинах устарели. С недавнего времени у меня изменились вкусы. Теперь мой идеал вот такие парни…

Копаюсь в сумке, пытаясь отыскать другой скетчбук, маленький, не предназначенный для посторонних глаз.

Ты следишь за мной настороженным взглядом, гадая о том, что же я задумала.

Наконец нахожу блокнот и открываю на нужной странице. С волнением отдаю тебе: а вдруг ошиблась в своих выводах? Вдруг мне просто показалось?

На листке изображен парень. Высокий, словно складная линейка. Совсем не красивый. Худое лицо с резкими изломанными чертами, тонкие губы, длинноватый неровный нос, наверняка не раз сломанный в пылу уличных драк, обычные карие глаза и веснушки… Много… На бледной коже они выделяются особенно четко. Обычное лицо. Таких на улицах города сотни, если не больше. Взглянешь и забудешь…

Только улыбка у него такая, что ноги слабеют и сердце стремится вырваться из груди…

Ты внимательно разглядываешь рисунок. Долго молчишь. А я бледнею. Ошиблась! Все же ошиблась… Господи, какая же дура…

— Вот теперь такой у меня идеал, — криво улыбаюсь непослушными губами и резко вскакиваю с места. Хватит позориться, дурында! Домой иди…

Вот только далеко уйти мне не дают: чьи-то длинные и теплые руки обхватывают и удерживают. Я молча вырываюсь, скрывая свое покрасневшее лицо.

— Да стой же ты, дурашка, — ты оказываешься все же передо мной, держа мое лицо в ладонях. И у тебя такой неприлично счастливый вид, что я затихаю. Мягкие губы прижимаются к моим…

Ноги все же подкосились, а сердце, кажется, вырвалось-таки из груди. Вон, мечется дурным вихрем по небу.

Тяжело дыша, ты прислоняешь лоб к моему.

— А открытые платья будешь носить только для меня.

Я не выдерживаю и начинаю смеяться. Громко, от всей души, чувствуя, как каждую клеточку моего тела заполняет счастье…