Я буду ждать

Я буду ждать

                               ...то улетай в безответное небо, 
                                Я буду греть твой потухший костер.
                                                (с) Обе-Рек

Кеора, столица Аруно, настоящее время

    Клесса разбудила тишина. Неправильная и непривычная после нескончаемой канонады, наполнявшей сны и явь последние пару дней. Кое-как разлепив веки, Клесс бросил взгляд на клепсидру и с трудом удержался от ругательства. Он проспал почти четыре часа. Непростительно много и до безобразия мало, но первое важное второго. Если бы сюда кто-то пробрался без его ведома...
    Тревога была острой и внезапной, как впившая под лопатку стрела. Опрокинув неудобный стул, на котором его все же угораздило уснуть, Клесс почти бегом добрался до полуприкрытых дверей святилища. Коснулся пальцами витиеватого орнамента, глубоко вдохнул, успокаивая разошедшееся сердце, и толкнул перед собой высокие створки.
    Внутри было темно и душно. Младшие жрецы разбежались еще неделю назад, старшие – и того раньше, а Клессу было не до свеч и свежесрезанных цветов. Каждый раз, заходя в святилище, он думал, что следует вынести увядшие лилии, и каждый раз забывал об этом. Съежившиеся лепестки, нахально белевшие на фоне черного мрамора, и сейчас притянули взгляд, но страж не позволил себе отвлечься. К демонам засохшие букеты, сначала Ойра.
    Отвернувшись от цветов, Клесс решительно направился к возвышению в центре зала. Одного короткого взгляда хватило, чтобы убедиться: все в порядке. Передышка, которую позволил себе выбивающийся из сил страж, никак не отразилась на Призванной. Ойра все та же неестественно прямо сидела на невысоком троне, глядя перед собой широко распахнутыми глазами. Неподвижными, как и день, неделю, месяц, год тому назад... Золотистая, пронизанная  солнечными искрами смола застыла, превратившись в холодный, темный янтарь, когда-то смуглая кожа словно выцвела, приблизившись цветом к алебастру, и даже волосы – легкие, пушистые, готовые растрепаться от малейшего дуновения ветерка, теперь спускались на грудь Ойры тяжелыми, идеально уложенными локонами. Клесс привык к этому зрелищу, давно привык, но отчего-то именно сейчас смотреть на воплощенную безупречность стало невыносимо. И все же он заставил себя вглядеться в безучастное, неживое лицо Призванной. Ему хотелось верить, что в нем что-то изменилось со времени последнего визита, но Клесс предпочитал не лгать себе. Чуда не произошло.
    Он тряхнул волосами, прогоняя остатки страха, и устало опустился на каменные ступени. Как и всегда, спиной к Ойре. Ладонь легла на что-то острое, но Клесс и не подумал отдернуть ее. Он знал, что за предмет оказался под его рукой, ощущал даже не кожей, а обострившимся до предела чутьем стража. Золотая сережка в виде танцующей саламандры, как и лежащие рядом вышитая ладанка и оправленный в сталь коготь снежного барса, раньше принадлежали его товарищам, теперь же – только Ойре и памяти. Горькой, постыдной и назойливой, как уличная гадалка.
    Чуть помедлив, Клесс все же сдвинул пальцы. Словно приветствуя старого знакомого, ящерка игриво подмигнула рубиновым глазом, и мужчине захотелось швырнуть ее в стену. Осиротевшие побрякушки в очередной раз напомнили о неизбежном. Скоро силы последнего стража иссякнут, и Ойра так и останется застывшей статуей, до одури напоминающей живого человека. Ее город сравняют с землей, а ее саму либо сожгут как демонское отродье, либо вытащат на главную площадь для всеобщей потехи и поругания. Сейчас жаждущих крови варваров еще удерживают высокие стены Кеоры и немногие оставшиеся в живых маги, но после того, как из боя выбыл Амери, надежды почти не осталось. Клесс все еще верил в это «почти» и лишь поэтому пока не мог положить на ступени четвертый предмет –  узкий кинжал в простых кожаных ножнах. Если он сделает это, у города появится надежда, но Призванная уже не сможет вернуться. Когда он сделает это...

Четыре года назад

    – Эст, мы вообще-то в храме. Прекрати хихикать.
    Коротко стриженая брюнетка хитро, по-кошачьи сощурилась, но потом соизволила придать лицу подобающее случаю выражение. Вероятно, оно задумывалось как одухотворенное, но со стороны казалось, что у Эст разболелись зубы. Теперь настал черед Ойры улыбаться, но верховный жрец грозно зыркнул на разошедшихся девиц, и те мигом угомонились. Похоже, никто из окружившей алтарь пятерки до сих пор не понимал, во что ввязывается, и это изрядно беспокоило главу духовенства. Мало того, что богиня вдруг осенила благодатью взбалмошную и охочую до каверз девчонку, так та еще и компанию собрала себе под стать. Если Пресветлая и сейчас подтвердит свой выбор, признав четырех найденных Ойрой стражей, жрецу не останется ничего другого, как скрепить их связь клятвой. Тогда дороги назад уже не будет. Через неделю принцесса взойдет на трон в подземном святилище, чтобы отправить свою душу к призвавшей ее богине, а эти обалдуи будут поддерживать ее связь с телом. Сколько Ойра проведет в чертогах Пресветлой, неизвестно, но все это время четверо магов должны неусыпно следить за святилищем. Малейшая их ошибка чревата тем, что первая за почти две сотни лет избранница богини пожертвует собой напрасно. Королевство уже сейчас терзают засуха, голод и набеги варваров-южан, сильных магов все меньше, неизвестных медикам болезней все больше... Верховный жрец был далек от ереси, но порой и ему казалось, что народ Аруно чем-то прогневил Пресветлую. Когда двенадцать лет назад у младшей из принцесс обнаружили клеймо богини – едва различимое изображение лилии на левом запястье, он провел в благодарных молитвах четыре дня, без еды и сна. Теперь же, когда бутон превратился в прекрасный цветок, четко прорисованный на смуглой коже, жрец не знал, радоваться ему или печалиться. Слишком долго все ждали этого момента, и слишком высока цена просчета...
    – Вы готовы, ваше высочество?
    Ойра на миг зажмурилась и быстро закивала. Весной ей исполнилось девятнадцать, но принцесса до сих пор казалась подростком. Ей бы куклам косы заплетать, а не клятвы принимать, но отсрочить исполнение предначертанного невозможно. Жрец дал знак певчим, и под высокими сводами зазвучала древняя, наполненная тревогой и тайной мелодия.
    Первой руку на алтарь – пятиугольный камень, покрытый запутанной вязью букв – положила Ойра. Лилия коснулась черной с серебристыми прожилками поверхности, и на алтарь словно набросили прозрачный полог. Контуры камня смазались, узоры на нем пришли в движение, закручиваясь спиралью возле маленькой, почти детской ладони. Глаза Ойры испуганно расширились, но отдернуть руку она не посмела. Жрец незаметно перевел дух: первое из его опасений оказалось напрасным.
    Слова открывающего обряд заклинания сами пришли на язык, хотя до сих пор ему ни разу не приходилось произносить их. В своей памяти жрец был уверен, куда больше его беспокоила застывшая у алтаря девушка и ее подозрительные спутники, но и они справились со своими ролями безукоризненно. У ехидной темноволосой стервы оказался на удивление красивый и глубокий голос, рыжий здоровяк с заплетенной в косички бородой очень правильно произносил незнакомые и, вероятно, непонятные ему слова, лопоухий юнец,  выглядящий не старше Ойры, не сфальшивил ни в одной интонации, а четвертый, сероглазый тип с физиономией наемного убийцы, смотрел на изменчивую поверхность алтаря так, что той полагалось бы задымиться. Сейчас выбор принцессы уже не выглядел странным и необдуманным, и спустя несколько мгновений богиня подтвердила это. Алтарь запульсировал белым матовым светом, узоры начали меняться. В них уже не угадывались контуры букв, теперь они казались хаотичным сплетением линий... До тех пор, пока одна из причудливых спиралей не обвила запястье брюнетки. Узкую кисть украсил браслет из переплетенных стеблей и листьев. Жрец знал, что так и должно быть, но разум не мог поверить тому, что видят глаза. А еще он знал, что на внутренней стороне запястья, там, где кожа женщины плотнее всего прилегает к камню, только что появилась лилия...
    – Пресветлая услышала вас, – чужим голосом произнес жрец, когда клеймо получили все четверо. – И приняла. Настало время для клятвы.
    В этот раз брюнетка промедлила. Ее опередил тот самый юнец, которого жрец до сих пор не мог воспринимать всерьез. Свободной правой рукой мальчишка стащил с шеи бархатный мешочек-ладанку и осторожно опустил его на алтарь.
    – Да будет Пресветлая справедлива к дочери своей. Я клянусь помнить.
    – Да будет Пресветлая милосердна, – здоровяк разжал кулак, и на камень упал амулет из клыка матерого зверя. – Я клянусь защищать.
    – Да будет Пресветлая мудра, – темноволосая мотнула головой, высвобождая из правого уха длинную фигурную серьгу. – Я клянусь верить.
    – Да будет Пресветлая терпелива, – сероглазый снял с пояса кинжал. – Я клянусь ждать.
    Алтарь вспыхнул светом в последний раз и начал медленно угасать. Жрецу захотелось дотронуться до шершавой, испещренной знаками поверхности, но он сдержал неуместный порыв. Ни к чему позволять любопытству нарушать ход обряда. Богиня должна чувствовать лишь пятерых – Призванную и ее стражей, а он пока лишний. Потом у него будет возможность коснуться застывшего камня и убедиться, что он по-прежнему холоден и неподвижен. Сейчас не время.
    – Все? – тихонько спросила Ойра, когда певчие смолки, а алтарь вернулся к первозданному виду. Он больше не напоминал ворочающееся под тонкой кисеей тумана чудовище, но присутствующим все еще было не по себе.
    – Мы приняты? – жизнерадостно оскалилась брюнетка, вновь вызвав у жреца волну неприязни.
    – Да, обряд завершен. Богиня приняла ваши клятвы.
    – Вот и славно, – женщина фамильярно обняла бледную Ойру за плечи и повлекла к выходу. Трое мужчин отправились следом, и лишь самый младший из них поклонился жрецу перед уходом. Тот скрипнул зубами, но заставил себя усмирить неуместную гордыню. Обряд свершился, теперь эти четверо связаны с Ойрой не только дружбой, но и магией. Поворачивать вспять поздно, значит, нужно смотреть в будущее. Нужно помнить, защищать, верить и ждать, а бурчать под нос о падении нравов можно будет в старости, когда прошедшая весь путь до конца и принесшая с собой могущество и мудрость богини Призванная вернет Аруно былое процветание.
    
Настоящее время