Я Лунь

Я Лунь

– Ты худший из себе подобных! – Кричала моя преподавательница по пыткам. Она перебирала красивыми точеными копытцами и даже гневливо сжимала вполне так себе человеческие губы.

– Или лучший, - саркастически заметил я, разглаживая мягкую серую шерстку на грудке. На своей грудке.

– Да провались ты пропадом, Лунь. – Она размашистой печатью влепила мне зачет, тем самым возведя меня до полноправного демона. Казалось, что этой печатью она бы с радостью заехала по моей холеной физиономии. Теперь ей можно было сказать все, что она обо мне думает, чем она не преминула воспользоваться: – Ты самый ленивый, бестолковый и невнимательный из всех моих учеников, а я здесь работаю уже 1000 лет. Ты не сделал ни одного домашнего задания, не ответил ни на один вопрос и даже не соизволил явиться на экзамены. Надеюсь, хоть работа научит тебя уму-разуму, потому что больше я тебя видеть не могу!

Я шелковой лапкой забрал у нее свою зачетку и пробормотал необходимое в таких случаях «Спасибо».

Если честно, я до последнего думал, что до она опять оставит меня на второй год, ну или вернее 319. Лунь, демон-мучитель, просидевший на скамье учеников последние 320 лет, я в общем-то легендарен. Ну не хотелось то мне ее покидать, очень даже было комфортно. Я потянулся, нащупал наросты рожек, которые образовались рядом с моими ушками согласно традиции. Не нужно же упоминать, что чем больше рога, тем круче демон? Я так совсем не крут. Ну и ладно, как-нибудь переживу.

Медленно я направился по дорожке в распределительную комнату, минуя потоки лавы, котлы с кипящим маслом и прочую атрибутику образовательного учреждения. Здесь было вполне сносно, масло хорошо шло с хлебом, а теплая лава грела шерстку. А земля, говорят, настоящий ад. Так еще и работать надо… Сейчас меня приставят к какому-нибудь неудачнику, чтобы я его наставлял на путь истинный страданиями.

Мадам с козлиной бородой, которая приходилась мне троюродной тетушкой, удивленно подняла очки, за которыми ее желтые глаза выглядели крохотными как бусинки:

– Лунь, это что ты?

– Я…

– Закончил, мой хороший? – восхищению тетушки не было предела. Я с достоинством кивнул.

– Луняша! Вот он, моя рыбонька, солнышко, ласточка, – засюсюкала она, как будто в один день мне было не достаточно потерять нагретую скамейку ученика под своей мохнатой попкой, – А профиль то какой у тебя, напомни?

– Мучитель я. – Ладно, на тетушку не стоит сердиться, я так и имени ее не вспомнил. С другой стороны, меня в университете знали все. Я же легенда.

– Так, сейчас подберу непыльную работку. Вот! Гениальный художник, врожденный порок – лень, очень восприимчивый. Надо его расшевелить, и сразу сантиметр в рогах прибавится, а так, гладишь, и кошачье обличье сможешь на собачье сменить, а там до ворона и козы, ой козла, недалеко! Вот тебе направление, мой хороший. Поступай на работу и тут же обращайся, если возникнут вопросы.

Не успел я подумать о том, что все-таки хорошо иметь родственников в бюрократах, как меня вынесло словно приливной волной Леты в грязную, плохо обставленную комнату.

Такс, что мы тут имеем? За столом, заставленным пустыми чашками, в которых некогда плескался кофе или чай или еще какая субстанция, которую пьют смертные, сидело тощее существо лет эдак 25. Оно, или вернее он, было патлатым, немытым, с горящими вдохновением серо-зелеными глазами и великолепным точеным носом, похожим на клюв. Существом я его обозвал, потому как для парня он был уже староват, но и мужиком его было никак не назвать. Любопытства ради я заглянул в карточку с данными подопечного. «Егор Романович Лукин, 23 года. Божий дар – живопись. Божье проклятье – лень». Егор, словно почувствовав, что в его комнатке с окошками-пуговками кто-то появился, встрепенулся, оторвав руку от листка с бумагой, на которой не дурно так был нарисован серый, рогатый кот. Так… а у нас и дар предвиденья имеется. Не увидев никого, парень скомкал листок бумаги и бросил в урну. Промахнулся. Впрочем, судя по количеству скомканных эскизов, не в первый раз.

Я обошел подопечного по кругу на своих четырех и с печалью вздохнул. Нет, так жить нельзя. Вокруг разбросана бумага, карандаши, кусочки какой-то еды, надеюсь это сыр бри покрывает остатки пиццы, а не плесень. Нет. Все-таки плесень. Валяющиеся стоячие носки, от которых, даже призрачному, на птичьих правах находящемуся в мире смертных, мне сделалось тошно, мусор, просто разбросанный по тому же полу, застеленная в прошлом году кровать и вещи, которым явно требовалась стирка. Ну и закинула ты меня, любезная тетушка. Не иначе, как папаша постарался. Он то знает, как я не люблю беспорядок. Шелковые лапки брезгливо обступали всю эту гадость, а «художник» тем временем развалился на грязной кровати и принялся смотреть в телефон, где мелькали смеющиеся придурки, задирающие юбки прохожим девушкам. Если и существует в мире Лень, то она обрушилась на беднягу Егорку всем своим весом. Все это безобразие заставило меня позабыть о своем первоначальном плане не лезть в жизнь смертного и выполнять свои обязанности на отлунись. Я в начале было подумал, что побуду с ним лет 40, потом как и полагается смертному, его где автобус переедет, или ковид подкосит, и я снова дома. Но нет, 40 лет в такой помойке я не выдержу. Так, миленький, наведем ка мы здесь порядок. А вернее ты наведешь, потому что у меня лапки.

В моем арсенале имелось много психических штучек. В начале я послал парню чувство тревожности. Тот беспокойно заерзал, но потом поковырялся в носу, и принялся калякать что-то на бумаге. Тьфу, ты, да не приступ вдохновения я хотел вызвать! Парень нарисовал огромного жука, похожего на мерзкую сороконожку, которая вот вот должна была свалиться с бумаги. А вот это мысль!

Оставаться более 300 раз на факультете Мучительства имело свои преимущества, и я с легкостью воссоздал иллюзию того как туча сороконожек, ползает по листам бумаги, стенам, потолку и самому Егору. Художник, хоть и не мог их видеть, явственно ощущал брезгливость и наконец-то оторвал немытую голову от бумаги и огляделся.