Я не твой отец / Родная кровь

Я не твой отец / Родная кровь

      Жар от костра исходит поистине адский, обжигающий не просто сердце, но и саму душу. Плавящий, высушивающий, превращающий останки в пепел. Забивающий нос отвратительным запахом горелой плоти. Потому что костёр этот погребальный.

      А на костре нашёл своё последнее пристанище Дин Винчестер. И теперь уже, по всей видимости, окончательно и бесповоротно.

      — Рай или Ад? — спрашивает Сэм, из последних сил старающийся сохранить лицо, но на последнем слове голос срывается, и Кастиэль знает, что он на пределе. Охотник сдерживается только потому, что не один. Стоит ангелу уйти, как эмоциям будет дана воля, и они пронесутся подобно волне цунами, неся за собой разрушения. Масштабные.

      Но так оно, возможно, будет правильней. Эмоции очищают: не зря ведь дети плачут, когда им больно или страшно. Так почему же с возрастом люди должны быть лишены права на слёзы и скорбь?

      — Рай, — отвечает Кастиэль и надеется, что ему удалось солгать убедительно. Боль Сэма неизбежна, но можно попытаться смягчить удар, чтобы он не пытался связаться с Кроули или прорваться в Ад с боем в стремлении спасти брата от очередной вечности в пекле. — Тогда он уже снова стал человеком.

      На самом деле Кастиэль сам не уверен в этом — очередная украденная благодать слаба, чтобы проводить такие «анализы». Но даже если он ошибся, и Дин умер демоном, в Ад старший Винчестер точно не попадёт — таким дорога только в Чистилище. И, наверное, это не самый плохой исход, ведь для Дина, по сути, ничего не изменится: как он боролся с порождениями зла при жизни, так станет бороться с ними после смерти. А в случае чего за ним присмотрит Бенни — эти двое стоят друг друга.

      Теперь точно известно только одно: всё кончено. История завершена, точки расставлены. Самое время разделаться с оставшимися делами, чтобы как-то жить дальше до тех пор, пока остатки чужой благодати не перегорят.

      И у Кастиэля как раз есть на примете одно такое незавершённое дело.

      — Ты куда? — без особого интереса вопрошает Винчестер, когда ангел разворачивается и уходит прочь, к своей машине.

      Но тот лишь отвечает:

      — Я вернусь. Не натвори глупостей.

      Он просто обязан сделать это для Сэма.
 

***

      Джимми Новак всегда считал себя успешным человеком. Если исключить из понятия «успешный» финансовую составляющую, которая никогда не интересовала его больше, чем стоило обращать на неё внимание. У него было всё, к чему обычно стремится среднестатистический американец: годный дом, неплохая машина, любимая работа и воскресные походы в церковь. А самым главным успехом в жизни он считал свою семью — любящую Амелию и умницу Клэр, — за что не уставал благодарить Господа после каждой проповеди и в молитвах перед сном.

      Так продолжалось до тех пор, пока спустя семь лет в общем-то счастливой семейной жизни они с женой не решились на второго ребёнка. Кто бы мог подумать, что эта незамысловатая задача, решение которой всегда было наипростейшим и даже приятным, способна поставить под удар всю его жизнь? Разрушить, растоптать в пыль всё, чего семья Новаков успела достичь.

      Весь последующий год они с Амелией не считали попыток, но результат всегда оставался тот же: одна полоска в тесте на беременность. Первые поражения они списывали на неправильные даты, возможный остаточный эффект от противозачаточных таблеток или неподходящее настроение, но потом терпение лопнуло, а отговорки закончились, и пришлось идти к врачу.

      Диагноз звучал как «бесплодие по причине иммунологической несовместимости пары». И чёрт тогда дёрнул Джимми раскрыть рот, но он, почуяв неладное, всё же спросил, почему тогда он уже восемь лет является отцом. Сначала у врача, который вежливо ушёл от темы, потом у жены, наедине.

      Это был один из немногих раз, когда она плакала из-за него, и он ненавидел себя за это остаток своих дней. А ещё именно тогда Джимми Новак услышал самые страшные слова в своей жизни: почти девять лет назад Амелия изменила ему с каким-то зеленоглазым сердцеедом на «Импале», который был в их городе проездом и не удосужился даже её именем поинтересоваться. «Запудрил мозги, затащил к себе в постель и исчез на следующее утро, не оставив даже записки».

      Новакам стоило всего лишь однажды, в самом начале семейной жизни, жутко разругаться, чтобы придти к уже известному результату.
 

***

      Прежний дом Новаков уже давно продан какой-то престарелой семейной паре, поэтому Кастиэлю остаётся только служба поиска пропавших в Понтиаке, штат Иллинойс. Джимми всё ещё числится пропавшим без вести, и Амелия должна была оставить новый адрес, чтобы поддерживать связь с полицией.

      Приходится пережить неприятный разговор с работниками службы, скучного детектива-сержанта с безэмоциональным лицом и бумажную волокиту по снятию статуса пропавшего, которую сержант как будто намеренно затягивает, отчего-то желая задержать Кастиэля в серых стенах офиса как можно дольше. Ангел старается сначала намекнуть, затем намеренно продемонстрировать своим беспокойным поведением наличие более важных и совсем неотложных дел, но сержанта это не впечатляет. А Кастиэлю совсем некстати приходит мысль, что Дин наверняка бы снова назвал эту игру неестественной и рассмеялся.

      И всё это для того, чтобы узнать, что его жена — нет, жена Джимми — погибла несколько лет назад при не выясненных до сих пор обстоятельствах. Изуродованный труп был найден в Талсе. На опознание приезжала мать, которая вскоре после этого скончалась от болезни сердца.

      Кастиэль не может сказать, что ему жутко от этих новостей, однако он ожидал совсем другого. Например, вернуться в Понтиак к обвиняющим взглядам и подавляемому — а может, наоборот, нескрываемому — желанию высказать ему самое нелестное мнение, какое только могут оставить безутешная вдова и девочка-сирота. А потом попытаться как-нибудь искупить свою вину.

      Но никак не ступать по пеплу сгоревшего домашнего очага.