Я проспал конец света

Глава 1. Dream

— За этими стенами бушует Третья Мировая Война, а вы продолжаете держать меня в неведении? Скажите хотя бы кто побеждает?

— А тебе не всё равно? Ты же пацифист, — пожилой охранник наливал тюремную баланду в миску, пока заключённый Дэвид Бишоп пытался его разговорить.

— Может я заключил пари?

— С кем? Ты единственный заключённый в этом блоке — больше никого не осталось.

— Ещё до ареста я поспорил со своим наставником, что будет ничья. На кону стоит коллекция редких книг!

— Извини, сынок, но это часть твоего наказания. Начальство приказало молчать на все военные темы, и если я проболтаюсь, — показал пальцем в сторону видеокамеры, — то составлю тебе компанию в соседней камере.

Старик Хардинг положил баланду в дверное отверстие для передачи еды.

— Это бессмысленное наказание! — Бишоп играл на чувствах, он знал, что Хардинга недавно сделали охранником и тот ещё не закостенел как другие.

— Это буква закона — все осужденные за пропаганду должны содержаться в информационной изоляции, к тому же тогда вы становитесь более безопасными для персонала.

— Пропаганда?! Я призывал к миру! Я хотел остановить войну!

— Какое бесполезное занятие.

— Кто-то должен был начать и показать пример всем остальным. Когда-нибудь наша человечность перевесит звериный порыв к насилию и доминированию, и лишь только после этого мы сможем построить нормальное общество.

Слова Бишопа не произвели никакого впечатления на усталого Хардинга, ни один мускул не дёрнулся на его лице, словно приведённые доводы уже давно потеряли своё значение.

— Сынок, мне пора идти.

— Останьтесь ещё ненадолго, прошу вас! Я задыхаюсь от однообразия и одиночества, если вы не можете говорить, то просто послушайте немного.

— И что это тебе даст? — Хардинг заинтересовался.

— Все мои знания о внешнем мире строятся на том, как “молчат” окружающие. Я спрашиваю охранников и смотрю на их эмоции и мимику, внимаю каждую короткую реплику, чтобы составить большую картину. Например, когда всё только начиналось, я задавал вопрос о близости победы и всегда получал короткий и уверенный ответ, что всё под контролем и это не моё дело. Но через полгода что-то пошло не так. Мне стали отвечать тоже самое, но со злобой и раздражением. А потом гнев сменился на усталость и сомнения. В конце концов охранники вообще перестали реагировать на эту тему.

— Вы гадаете на кофейной гуще. Это кусочки ненадёжной информации.

— Не напоминайте о кофе! Я бы за него отдал всю свою коллекцию трудов Канта! И вы не правы, мои “кусочки” образуют сеть, которая не может быть полностью ложной. Почему ваши коллеги перестали злиться от упоминания Эдриана Дагорта? Его клеймили как последнего диктатора планеты, средства массовой информации демонизировали его как только могли, он был пугалом, с помощью которого удалось развязать войну. А теперь Дагорт никому не интересен! Почему? Или эти странные шумы, которые доносятся из-за города, они похожи на звуки бунтов — это выстрелы, погромы и крики толпы. И опять всё началось полгода тому назад. Совпадение? Нет, это заслуженные плоды войны — вы уничтожили огромную страну, чтобы высосать её ресурсы, установили там оккупационное правительство и вызвали бурю народного недовольства против захватчиков. Может быть восстание затронуло даже другие страны и наших союзников. Вы обещали всем лёгкую победу, планировали управиться за несколько месяцев, поднять экономику и решить все внутренние проблемы за чужой счёт, а случился неконтролируемый пожар. Я боюсь, что мир, который мы знаем, умрёт в муках анархии и деградации.

На лице Хардинга появилась одна сильная эмоция, он как бы говорил всем своим видом: “Если бы только это!”.

— Будет лучше, если этот мир умрёт без твоего участия, — наконец произнёс охранник.

— В каком это смысле?

— Ты любишь спорт?

— Интеллектуальный.

— Есть какой-нибудь вид интеллектуального “спорта”, который вызывает у тебя сильные переживания во время игры?

— Конечно, один неудачно положенный камень в Го может порушить множество планов.

— А теперь представь себе, что матч в эту игру идёт уже целый год без остановки, и ты не можешь его игнорировать, ты вынужден принимать в этом участие и отдавать все свои моральные и физические силы в этом марафонском сражении. Я считаю, что гораздо лучше узнать конечный результат без дополнительных страданий.

— А конечный результат не раздавит меня от неожиданности? Вдруг я окажусь не подготовленным к такому резкому удару?

— Вполне возможно, что так будет даже лучше.

— Вы пугаете меня, чтобы я не задавал лишние вопросы?

— Блаженны неведающие, ибо не будут разочарованы.

Хардинг демонстративно отвернулся от узника и покинул тюремный блок. И оставшись наедине, Дэвид Бишоп, преподаватель философии, в который раз вернулся к своим гипотезам. Он начал с самых важных и надёжных предположений, чтобы снова построить пирамиду и попробовать найти в ней слабое звено.

Во-первых, экономика действительно падала вниз — тюремная еда становилась всё хуже и хуже, многие заключённые умирали от недоедания, а администрация заставляла людей переходить в трудовые лагеря, чтобы получать “нормальную” пайку. В конце концов Бишоп остался единственным заключённым в блоке, который отказался от сотрудничества. Он понимал, что рискует умереть с голоду, но Бишоп был одним из немногих, кто готов был идти до конца ради своих принципов.

Во-вторых, народное недовольство проявлялось даже среди охранников, которые раньше выглядели как махровые патриоты. Теперь они не укоряли Бишопа долгом перед родиной, не называли его предателем или глупцом. А некоторые прямо спрашивали о том, как Бишоп догадался переждать бурю в тюрьме. Ещё вчера охранники-патриоты хотели записаться в солдаты и побеждать в сражениях, а уже сегодня они вслух рассуждают о том, как уклониться от призыва. В конечном счете стальные лапы государства настигли всех — одноглазые, хромые, дистрофические и даже одноногий старик Хардинг боялся стать следующим в очереди.