Я родилась пятидесятилетней. Часть третья.

Вы счастливы или просто храбры?

Вот так годами вырабатываешь гадючий яд, пестуешь

свой отвратительный характер, зарабатываешь

репутацию беспощадного мстительного чудовища…

И вдруг появляется какой-то чувак, и вжух, ты мила, послушна,

очаровательна… Ну, или не совсем…

Белла

      Чикаго вдохновлял. В этом городе причудливо слилось прошлое и настоящее. Днем мы покидали район «Старого города» и колесили по всем центральным улочкам. Было интересно. Эдвард устраивал небольшие пикники в Линкольн-парке, учил меня играть в гольф и наблюдал издалека, как я кормлю зверей в зоопарке. Я покидала монетки во все фонтаны города, а в фонтане Миллениум-парка и вовсе резвилась, пиная воду, наравне с детьми. Правда, потом Каллен качал головой и растирал мои замерзшие ноги полотенцем, называя меня несносным ребенком. Случайно застав съемку какого-то боевика в живописных подворотнях, которые мне приспичило сфотографировать, мы едва не стали актерами, потому что неизвестный мне режиссер заметил нашу колоритную парочку и начал прочить нам успешное голливудское будущее. Естественно, мы отказались. Наверное, тот мужчина решил, что мы идиоты. Точно так же думали люди на Уиллис-Тауэр, которым не повезло оказаться со мной в одном стеклянном кубе с прозрачным полом, подвешанном на высоте сотого этажа небоскреба. Ибо, да… Я прыгала… И долбила-ковыряла его каблучком, проверяя прочность. Эдварда ковырять не просила, знала, что стекло треснет. Одна женщина просила меня прекратить и визжала, что «мы все умрем», а я храбро прыгала, активно соглашаясь с ней под хохот работников. Держащий ситуацию под контролем Эдвард чуть поморщился и сказал, что я немного садистка. Я думала, что он понял это раньше.

      Реабилитировались мы в глазах общественности лишь вечером во время чинного посещения планетария Адлера — самого старого из действующих планетариев. Не знаю, сколько раз его ремонтировали с тридцатого года прошлого столетия, но оборудован он был вполне современно. Эдвард лучше всякого экскурсовода прочел мне лекцию о загадках необъятного космоса, а я с удовольствием рассмотрела гигантскую, во всю стену, подробную карту нашей галактики. Я легко нашла самое любимое созвездие Лебедя, с улыбкой понимая, что некоторые загадки, наверное, никогда не найдут ответа.

      Заметив мое задумчивое состояние, Эдвард решил, что я опять думаю об экспериментах. В качестве шутливого наказания меня окунули в атмосферу чикагского блюза. Окунули так, что я оказалась пьяна, будто и впрямь вкусила чего-то запретно-свободного. Губная гармошка, саксофон и исполнители в стиле Мадди Уотерс, Хаулин Вулф и Фредди Кинг в прокуренном, немного тесном баре-клубе Бадди Гая, где я мимоходом попробовала самые вкусные раковые шейки на свете… Все это глубоко запало мне в сердце.

      Театры, музеи, небоскребы и запоминающаяся архитектура подкупали. Но именно в блюзовую ночь я поймала ту волну здоровой, но отчаянной мечтательности, что стала вишенкой на торте моего впечатления о Чикаго.

      — Если бы я была мужчиной, а этот город был женщиной, я бы сделала ему предложение, — с улыбкой блаженства протянула я, обнимая симпатичного капитана яхты, бороздившей озеро Мичиган.

      — Ты хоть знаешь, какой тут высокий процент преступности? — насмешливо спросил Каллен, не меняя курса.

      Мой правильный мальчик вздрогнул, почувствовав, как мои пальцы ловко расстегивают его рубашку:

      — О, ты обязан признать, что в «плохих» девочках есть свое очарование, дорогой, — с намеком промурлыкала я, игриво касаясь языком ледяной шеи…
 

***

      Почти сразу после Чикаго я засобиралась в Джексонвилль. Никогда ещё я не оставляла Рене так долго без присмотра. Конечно, я доверяла Филу в бытовых вопросах, а после случая с тарзанкой отчим ещё и исправно сливал мне информацию о любых эксцентрично опасных идеях мамы. Рене подозревала об этом шпионаже, но не обижалась на нас, понимая, что я слишком привыкла держать руку на пульсе, когда дело касалось ее.

      Август в Джексонвилле был одним из самых дождливых, но теплых месяцев в году, так что Эдвард рискнул полететь со мной. Лучше всяких метеорологов Элис распланировала нашу короткую поездку так, чтобы солнечные лучи не рассекретили Каллена.

      — Главное, не съешь будущую тёщу, — громким шепотом советовал Эмметт, провожая нас на самолёт.

      Эдвард улыбался, закатывал глаза и утыкался носом в мою макушку, демонстрируя, что у него есть варианты и повкуснее моей мамы. Он называл меня своим ладаном и лауданумом*. (опиумная настойка)

      Впервые увидев вампира, Рене застыла почти как Света, но память у мамы была куда лучше, поэтому едва мы подошли ближе, она ахнула:

      — Доченька, этот мальчик — вылитый Тутти!

      Я улыбнулась, с видом коварной соблазнительницы-собственницы, приобнимая Каллена. Очень уж мне не понравилось, как моего упыря пожирала глазами стайка девочек в коротких юбчонках.

      — Нравится? — Рука Эдварда на моей талии чуть сжалась, чего я в принципе и добивалась, зная, как ему нравятся мурлыкающие нотки в моем голосе. — Сама-а выбирала…

      Хмыкнув, Эдвард почти привычно перехватил мои пальчики, которые уже хотели запутаться в его волосах, и обжёг холодным поцелуем ладонь, а затем, не отпуская моей руки, галантно представился моей маме:

      — Миссис Дуаер, счастлив наконец познакомиться. Белла много рассказывала о вас, знаю, она очень скучала… Что же касается сходства, то, надеюсь, за внешностью старой игрушки вы сможете разглядеть сердце, которое беззаветно любит вашу дочь…

      Его бархатный голос, его искренность, теплая улыбка и то, с каким трепетом он произносил мое имя, почти до слез растрогали мою чувствительную мамочку. Она ахала, мило краснела, а в ее голубых глазах читался чистый восторг.

      Так Каллен покорил мою маму…