Я стану твоей тьмой

Пролог

ВНИМАНИЕ!

(скажу сразу!) Я НЕ историк и НЕ утверждаю, что все так и было! Таково моё альтернативное видение того времени!

Пролог

Бывают в жизни положения, выпутаться из которых можно только с помощью изрядной доли безрассудства.

Ф. Ларошфуко

Боль, обида, разочарование, злость – они съедали ее изнутри, не позволяли дышать полной грудью, улыбаться, радоваться простым мелочам, мечтать. Казалось, кто-то перерезал последнюю нить, что держала ее над пропастью, и вот теперь она тонула, падала, отчаянно пытаясь разглядеть там впереди хотя бы тусклый лучик света. Но его не было…

Расхаживая по комнате из стороны в сторону, она смотрела на свои руки, в которых дрожал лист бумаги, изрядно помятый и истерзанный. Сделав глубокий вдох, девушка решительно подошла к комоду, скрутила письмо в тонкую трубочку и подожгла его над свечой. Взгляд застыл на неровном пламени, стремительно пожирающем бумагу и подбирающемся к ее пальцам. Она бросила его на серебряный поднос рядом с чашкой недопитого чая, желая убедиться, что после ничего не останется. Здесь и сейчас она отчаянно пыталась сжечь горькую правду, обрушившую ее мир, хотела уничтожить малейшее напоминание о НЕМ, но вырвать его из сердца было слишком тяжело.

Снова по щекам катились слезы: наверное, тому виной едкий дым?! Уж, конечно, других оправданий и быть не может! Она посмотрела на собственные руки: тонкие пальцы все еще дрожали, и девушка сжала их в кулаки. Впервые в жизни больше всего на свете ей хотелось причинить боль другому человеку, насытиться созерцанием чужих страданий. От этих мыслей стало гадко и даже противно. «Это НЕ я!»

— Госпожа Строгонова, не соизволите ли вы отворить мне дверь? Должен предупредить вас, что я крайне не терпелив и ужасно раздражителен, так что пошевеливайтесь!

Знакомый голос заставил ее вздрогнуть и обернуться, она совсем забыла о его приезде, хотя знала о нем еще неделю назад. В груди что-то зашевелилось, словно подталкивая ее к двери, наполняя легкие таким необходимым сейчас воздухом.

— Алекс, — выдохнула она, едва распахнув дверь.

Она обняла его, крепко сжав руки, чем явно ошеломила гостя, но он быстро опомнился и, прочистив горло, заговорил с ней в привычной развязной и немного пренебрежительной манере.

— Пшеничка, ты меня удивляешь! Что, так сильно соскучилась? Тогда отчего же редко писала мне письма, ни разу не признавалась, что тоскуешь? Может, ты воспылала ко мне нежными чувствами, м?

Закинув голову и встретившись с насмешливым и наглым взглядом, Алиса тут же отстранилась от него.

— Ты должен мне помочь! — заламывая руки, произнесла она пересохшими от волнения губами.

Взгляд князя изменился, смешинки растаяли, острый проницательный и очень внимательный взор подмечал малейшие изменения ее лица: поджатые губки, сведенные брови, решительно вздернутый подбородок и нервные движения рук.

— Должен? Не люблю это слово и никак не припомню, когда бы мог тебе задолжать, разве что… ты хочешь попросить меня о поцелуе? В таком случае я готов открыть для вас, сударыня, неограниченный кредит! — он снова шутил, но его улыбка не доходила до глаз и была скорее привычкой, нежели искренним порывом развеселить девушку.

Алекс чувствовал ее волнение и тревогу и еще не понял, как следует себя вести и что именно так огорчило девушку.

— Прекрати паясничать! — одернула его Алиса, торопливо облизывая губы и пряча взгляд. — Кажется, ты называл меня своей сестрицей, а теперь вот заговариваешь о поцелуях! И не совестно? — попыталась упрекнуть князя девушка, неловко отступая от него на полшага спиной вперед.

— О, это было давно, точно до того, как ты превратилась из забавной малышки в прелестную красавицу! Увы, но я больше не испытываю к тебе братских чувств! – хищно прищуриваясь, заявил Алекс.

— Дурак, — обиженно заключила Алиса.

— Осторожнее, пташка, кажется, ты хотела просить меня об одолжении, а я человек обидчивый, могу оскорбиться и не ответить на твои просьбы!

— Но ты не можешь! ТЫ просто обязан помочь мне, кроме тебя никто меня не поймет! Алекс, прошу, я схожу с ума! — голубые глаза девушки блестели от слез, тень душевной боли скользнула по нежным чертам, затаилась в уголках дрожащих губ.

— Чего ты хочешь, Алиса? — хрипло спросил князь, осторожно касаясь ее плеча в невинном ласковом жесте.

Видеть ее такой было слишком невыносимо. Алиса снова посмотрела в его глаза, ее длинные ресницы намокли от влаги, она побледнела и часто дышала. Девушка сжала его запястья, словно желая удержаться на плаву и вдруг произнесла:

— Мне нужен твой револьвер, Алекс!