Я тебя лю...

Я тебя лю...

Как бы ты ни был тяжело контужен –
Смейся! Мозг человеку не нужен!
…Славься, маразм, идиотизм!
Наше счастье – автоматизм!
…По утрам под подушкою шарю я:
Где мое левое полушарие?

Ольга Горпенко

Антон сидел за компьютером, увлечённо выстукивая что-то на клавиатуре.
Светлана по-кошачьи бесшумно подкралась, наклонилась, чтобы рассмотреть тему неожиданного вдохновения любимого: иногда в ней просыпалось чувство собственницы, рождающее беспричинную ревность.

Была ли это любовь, Светлана не знала, потому что этот мужчина в её жизни был не только первый, но и единственный.

Увидев, что объект навязчивого внимания Антона не особенно интересен, ласково обняла за плечи, прижимаясь щекой к небритому мужскому лицу, отчего почувствовала неожиданно сильный прилив нежности: в отличие от происходящего на экране монитора, автор непонятных действий вдохновлял девушку всегда.
Он зарабатывал на жизнь разработкой и отладкой программных продуктов: настраивал алгоритм взаимодействия с процессором под замысел конкретного заказчика и продавал готовый продукт, не вставая из-за стола.
Клиентов было достаточно, денег тоже, но материальная сторона жизни Антона не особенно волновала. Работу, точнее увлекательное занятие программированием, умение делать то, что недоступно большинству пользователей интернета, юноша любил больше, чем самого себя.

В остальном он был довольно обычным: тёплым, простым, без обычного для мужчин его возраста набора комплексов и вредных привычек, но в поведении сквозила несмываемая печать одиночества.

Даже она, Света – миниатюрная, тонкая как стебелёк полевой травинки брюнетка с кокетливо-обаятельными чертами лица, огромными, с доверчиво-томным выражением глазищами, про какие обычно говорят “оленьи” и миниатюрными музыкальными пальчиками, довольно часто чувствовала себя лишней.

Девушка приходила к Антону один, иногда два раза в неделю, покупала ему продукты, за которые юноша постоянно забывал рассчитаться, поскольку жил по большей части в виртуальной реальности; прибиралась, стирала, готовила. Иногда оставалась до утра.
Антон не просил себя развлекать, тем более обслуживать. Света сама хотела чувствовать себя в этой квартире хозяйкой: такова женская сущность, проявляющаяся в стремлении обустраивать гнездо.
Света не могла терпеть беспорядок. И потом… это же её мужчина.
Или всё же не её?
Девушка не понимала свой статус в этом доме.
Так они жили порядка трёх лет.
Свету совсем не радовал такой алгоритм, но изменить его не получалось: Антон был немногословен, диалогов и рассуждений не любил.
Каждой девушке хочется иметь семью, детей – всё то, что обычно подразумевается под термином “дом”.

Иногда удавалось завести отвлечённый разговор на тему романтики, семьи, брака, но Антон не обращал на намёки внимания.
На вопросы, заданные молча: мимикой, жестами, взглядом, застенчиво улыбался, поводил недоумённо плечами, явно показывая, что не готов ничего ответить или изменить в своей жизни.
Света глубоко вздыхала, нервно закусывала губу, пытаясь незаметно погасить сгусток печального негодования, застревающий твёрдым комом где-то в глубине груди.
Эмоции девушка выпускала наружу лишь дома – в полной тишине и гнетущем одиночестве, которое усугубляла плотно зашторенными тёмно-коричневыми окнами.
Садилась за стол, не включая свет, выпивала стопку крепкого ликёра и укладывала голову на сложенные как у школьницы руки.

Мысли начинали неудержимое движение: сначала порывистое, суетливое, но неспешное, которое постепенно, словно в разгонном реакторе, набирало силу и ярость.
Немного погодя Света взрывалась истерикой, дрожала всем телом, извергала водопад слёз.
Ей было до чёртиков обидно, досадно и горько. Только ничего нельзя было с этим поделать.
Антон такой, какой есть.

С тех пор, как они начали встречаться, он нисколько не изменился.
Юноша не был достаточно хорош даже как любовник. Сильной стороной, инициатором и топливом отношений была Света. Стоило ей прикоснуться к Антону, даже подумать о нём, как она уже… приходила в неистовство, горячий азарт заполнял низ живота.

Разрядка в постели случалась редко: для этого надо было очень-очень постараться.
Иногда девушке казалось – если не приедет, для него ничего не изменится: скорее всего, даже не заметит отсутствия.
Антон может несколько дней ничего не есть: забывается, воодушевлённый пьянящим азартом непонятного вдохновения. Если проголодается, закажет чего-нибудь по интернету, как и прочие бытовые услуги в случае крайней необходимости.
Быт его не трогает, к сексу и нежности почти равнодушен.

Вместе их свели довольно необычные обстоятельства, о которых девушка никогда никому не рассказывала: Антон заблудился в городе, где родился и вырос. Даже не мог толком объяснить, где живёт, хотя паспорт с адресом прописки лежал у него в кармане.
Вне дома он был полностью беспомощен.
Света водила его по городу, научила ездить на транспорте, задавать вопросы живым людям.
Она просто не могла его бросить, не умея даже себе объяснить причину непонятного упрямства.
Да, иногда они целовались, обнимались, время от времени практиковали интимную близость.
Поначалу Антон даже увлёкся процессом чувственного единения, но вскоре охладел.
Сейчас Света ластилась к Антону, целовала в шею, отчего он раздражённо морщился, пытался освободиться.
Ей хотелось любви и конкретики: чего-то адекватного, внятного, вдохновляющего на творческие и духовные свершения, перспективного в плане семейного строительства.
Девушка твёрдо решила поставить вопрос ребром: да или нет. Сколько можно!
Здесь, в обстановке его дома, чужого в принципе дома, уверенность и решимость воплотить в жизнь желания и мечты улетучивалась. Молчать тоже бессмысленно.

– Антон, ты меня хоть немножечко любишь, – неуверенным тоном спросила она, пряча взгляд за его плечом, где по стене и потолку ползли зловещие тени от занавески, которые кратковременно освещали пролетающие по улице автомобили. Воздух, напротив, превратился в тягучий гель, который стало сложно проглотить.
Было слышно, как громко тикают часы, как противно жужжит, бьётся о полотно окна муха, как вразнобой колотится раненое сердечко Светланы.
Антон напрягся, перестал тюкать по клавишам, сбросил с плеч её руки, встал, отряхнулся.
– Пожалуй, нужно попить горяченького. Принесла чего-нибудь к чаю?
– Антон, я спросила…
– А, ах, да… ну, о чём ты говоришь, девочка… конечно…
На этом диалог закончился, так и оставив вопрос без ответа.
Света нервно выпила несколько обжигающих глотков в полной тишине, размазала по лицу навернувшиеся вдруг слёзы, которые невозможно было остановить усилием воли, затем начала собираться домой.
– Поздно, темно совсем. Мне, пожалуй, пора.
Антон закурил, начал виртуозно пускать в воздух кольца дыма, ловко одевая одно на другое, для разнообразия пропуская следующее внутрь.
– Я пошла, Антон.
– Ты же чай не допила. Пирожное, вот… сама же купила. Посиди чуток. Уберу баг в программе – провожу.
– Не стоит. Ты же занят, это важнее.
На улице было прохладно, ветрено, неуютно, но Света вздохнула с облегчением, отметив отменный вкус чистого воздуха.
Она для себя решила: больше никогда ни за что сюда не приедет. Молчание – тоже ответ, довольно конкретно и ёмко оформленный. Жизнь не бесконечна.
Несколько минут до остановки парочка шла на расстоянии двух корпусов друг от друга: щуплая, почти невесомая фигурка девушки и большой, почти вполовину выше, плечистый юноша.
Со стороны было понятно, что это поссорившиеся любовники.
Пошёл нудный моросящий дождь. Зонта не было. Автобуса тоже.
Антон курил сигарету за сигаретой, глядя куда-то в темноту, – может, такси поймаем?
– У меня денег нет. На продукты истратила.
– А-а-а. У меня с собой тоже.
Автобус подошёл неожиданно, словно подкрался. Зато двери отворились шумно.