Я знаю, что делать

Я знаю, что делать

Пелена рассеялась. Абигейл несколько раз моргнула, пытаясь понять, где находится. Засыпала в своей палате на жёсткой больничной койке. Помнила вкрадчивый голос доктора Вайнштайна, успокаивающий и обещающий, что кошмары скоро прекратятся. Она верила и слушалась.

— Если увидишь что-то странное, не укладывающееся в рамки действительности, знай — это действие препарата. Постарайся успокоиться, оглядись! Ты сразу поймёшь, это сон.

Абигейл успокоилась, насколько было возможно. Благо обстановка в комнате расслабляла: мерцающие в камине угольки, постепенно тускнеющие газовые лампы. Чем ярче разгорался день, тем слабее становилось сияние энергетических светильников. Добрый отчим объяснял это свойство мудреным словом: фотоэффект.

Он хороший человек, убеждала себя девушка. Даже когда опекун упёк её в лечебницу для душевно больных после смерти матери.

Он хороший человек, повторяла Аби, когда мужчина присвоил наследство и сбежал на юг Империи.

Он... Больше девушка старалась не думать о нём.

Найти что-то странное. Взгляд Абигейл скользил по стенам, увешанным портретами зажиточной семьи. Почему в воображении она видит именно их? На лицах ни капли надменности, лишь уверенность и достоинство людей, всего добившихся упорным трудом.

Такой же взгляд был у Аби, пока не оказалась в доме для душевнобольных. Теперь же в карих глазах затаились кротость и слепая покорность судьбе.

Волосы на висках главы семьи тронула седина, но он не казался старым. Напротив, жизнь и здоровье буквально лились с холста. Совсем другая картинка предстала рядом на кровати. Те же лица, что и на портретах, только с застывшим навеки в остеклевших глазах ужасом.

Абигейл не закричала. Ведь это всего лишь сон. Ничего удивительного, что ей привиделся дядя и его семья. Она давно переживала за них. Неприятное чувство надвигающейся трагедии прочно поселилось в сердце. Вайнштайн говорил, потаённые страхи часто обретают форму ночных кошмаров. Бояться не нужно.

Девушка смахнула со лба липкую чёлку. Ладони были шершавыми от застывшей крови. Это тоже нормально. Просто очень реалистичный сон. Сквозь пелену и слабость проступил запах смерти. Металлический, наверное, так пахнет лезвие пресловутой косы. Аби рассмеялась внезапному каламбуру, а затем смех перерос в неконтролируемую истерику.

Такой её и застали подоспевшие констебли. Молодого практиканта вырвало ещё в холле. Слуги семьи Элрих лежали вповалку с разорванными глотками. Кто-то сжимал в бледной руке кофейник, кто-то держал щётку для обуви. Но самое страшное творилось в спальне.

Преступница рассадила спиной к стене Фридриха с супругой в окружении детей. Законники судорожно сглотнули, проследив за окровавленной рукой хрупкой обезумевшей девушки. Она указывала на семейный потрет над камином и жутким голосом спросила:

— Похоже?

* * *

— Итак, смерть наступила примерно, — взгляд голубых глаз остановился на настенных часах, — в три часа двадцать минут по полуночи. Причина смерти – вырванное горло.

— Вырванное? – переспросил стоящий рядом детектив с блокнотом в руках. – Это что же, маленькая девчонка их порвала? Всю семью?

Молодой прозектор пожал плечами.

— Я только констатирую факты, господин детектив, — он почти нежно погладил изуродованную глотку магната. – Хрящи, которые должны располагаться, где сейчас зияет эта очаровательная дыра – отсутствуют. То есть, их удалили.

— Когтями? – уточнил, делая пометку, детектив.

— Скорее, зубами, — Отто склонился ниже над трупом и принюхался, вызвав на лице детектива недоумение. — Хм, а кто жертва?

— Фридрих Элрих, странно, что ты не узнал нашего богатея, — детектив выудил сигарету и огляделся вокруг. — Не против, доктор, я закурю, а то воняет у вас...

Отто отмахнулся. В прозекторской и так постоянно царил смрад: формальдегид, разлагающиеся трупы, неизменный хлор и, разумеется, человеческие экскременты. Запах табака в таком месиве едва ли уловим.

Прозектор выпрямился и оглядел одежду убитого. Вот здесь брызгала кровь господина Фридриха. Вот следы от упавших рук, когда жертва уже не могла дольше закрывать дыру в горле.

На дорогом домашнем костюме, покрытом засохшей кровью, что-то явно было лишним. Отто отошел к столу с инструментом и, перебрав несколько блестящих железок, вернулся к Фридриху с пинцетом в руке.

— Что-то нашли, доктор?

Вместо ответа прозектор аккуратно отделил от окровавленного лацкана небольшой клочок ткани и поднял на свет.

— Да что там такое? – смахивая пепел прямо на пол, повторил детектив.

— Я уже видел эту субстанцию, — пробормотал Отто. — Ею повреждены органы жертв чумы из нижних кварталов. Но как девушка из хорошей семьи могла заразиться в Асилуме?

— Девушка ли?

— Девушка, ну или настоящий убийца, — кивнул прозектор. – Видите ли, господин детектив, когда тебе вырывают глотку, — он зажал собственное горло окровавленными перчатками. — Ты изо всех сил сдерживаешь основной кровоток. Обратите внимание, как испачкана одежда — строго под пальцами спускались струйки крови. А вот это, — он приподнял рукав трупа, — кровь нападавшего. Я не вижу, как иначе могла быть запачкана эта часть одежды.

— Так и что в ней, в крови нападавшего?

Отто отложил оторванный кусок в сторону.

— Кларафаль, господин детектив.

* * *

— Господин Вайнштайн, оно не прекращается, — Абигейл сделала несколько шагов в сторону ошарашенного доктора.

Загремели наручники и цепи на ногах, девушка споткнулась и упала на пол, ударившись лицом о кафель в приёмной лечебницы. Констебли не бросились ей на помощь, так же стоя безмолвными статуями со взведёнными револьверами.