Друзья детства, соседи, одноклассники...
Первая любовь и обещание " навсегда".
Одно нелепое недоразумение перечеркнет все.
Они встретятся снова спустя несколько лет.
Он сделает вид, что никогда её не знал.
Она пожалеет, что до сих пор помнит его имя.
Да и как забыть, когда оно — одно на двоих.
Пролог.
— Зачем приехала? — голос равнодушный и, как обычно, холодный, под стать слякоти за окном.
— Ян, — получается хрипло. В горле першит от слёз. — Посмотри на меня! Это же я.
— Ну, дальше что? — Шахов бросает беглый взгляд в мою сторону и снова зависает в мобильном.
— Ничего, — бормочу сдавленно, чувствуя, что любые слова улетят в пустоту. Хочу развернуться и убежать: моя дурацкая любовь ему не нужна. Совсем. Его же прошла. Давно. Бесследно. Да и была ли она?
— Тогда свободна, — кидает небрежно Шахов, а я не верю, что всё зря. Сжимаю кулаки, ногтями до алых отметин впиваясь в кожу. Знаю, что если уйду, потеряю его навсегда.
— Она тебе не пара, — говорю чуть громче. Хочу казаться уверенной и смелой, а сама дрожу как лист от ветра за окном.
Ян молчит, упорно копаясь в телефоне. Он и сам всё понимает. Верю. Но изменить ничего не могу.
— Помнишь, тот вечер, перед нашим последним Рождеством, — делаю шаг навстречу. Потом ещё один. И ещё. Между нами остаётся смешное расстояние. — Мы мечтали о будущем. Ты говорил, что любишь... А теперь...
— Я пошутил, — обрывает на полуслове и обжигает чернотой своих глаз. — Всё прошло, Яна. Теперь ты не в моём вкусе!
— Пусть так, — едва сдерживаю слёзы, что скопились в уголках глаз: Шахов не увидит, как больно ранят его слова. — Пусть не со мной. Так бывает. Наверно.
Я растеряна. И хотя его признание не стало для меня откровением, оно выбивает почву из-под ног. Глубокий вдох. Пытаюсь вспомнить, зачем пришла, а после снова стучусь в закрытую дверь:
— Я просто желаю тебе счастья, Шахов! Но с ней его не будет, слышишь?
Ян безучастно пожимает плечами, а затем хлещет словами больнее любой пощёчины:
— А я и так счастлив, Яна! Без тебя счастлив! — в его глазах бездонная пустота, будто внутри всё выжжено раскалёнными докрасна углями. — Уходи!
— Я тебе не верю! — к чёрту посылаю гордость и тянусь к его лицу дрожащей ладонью.
Мягкими подушечками пальцев пробегаю по колючей щеке, замирая у еле заметного, давно затянувшегося шрама. Интересно, невеста Яна знает, откуда он взялся на его лице? Шахов шумно выдыхает и на мгновение закрывает глаза.
— У тебя душа плачет! Я же вижу, Ян. Поговори со мной! Прошу. Как раньше! Помнишь?
— Как раньше, — смакует на языке мои же слова, а затем пронзает ледяным блеском равнодушных глаз. — Ничего и никогда не будет, как раньше, Яна! А теперь, пошла вон!
Мотаю головой. Нет! Время меняет людей, верно, но не настолько же!
— За что ты так со мной? — я больше не сдерживаю слёз. Какой смысл притворяться сильной, когда от собственной слабости хочется выть, а от бессилия — лезть на стену. — Ты же обещал… Клялся, что мы навсегда...
— Вон! — повторяет уверенно, пальцем указывая на дверь.
Подбородок дрожит. Слёзы застят глаза. Ноги отчаянно подкашиваются от мужской грубости и безразличия. Бросаю взгляд на уверенно вытянутую руку. Сильную. Мощную. Со слегка закатавшимся рукавом, что обнажает запястье. Чистое. Гладкое. Вот только ещё недавно на нём красовалось тату: две буквы «Я», как символ нашей бесконечности. Его больше нет. Как больше нет и нас. Сумасшедшая боль пронизывает насквозь и безжалостно выворачивает наизнанку.
— Прости, — произношу одними губами и резко бегу к выходу, путаясь в собственных ногах. Я просто дура! Просто поверила, что он всегда будет рядом.
Хлопок двери. Нас больше ничего не связывает. Беззвучно рыдаю и обессиленно сползаю на холодный пол. Это конец! В кармане нащупываю мобильный и на заученный наизусть номер отправляю короткое «Лжец», а потом стираю все контакты Шахова из памяти телефона, жаль что также просто нельзя удалить его из своей головы. Но раз Ян смог, то и я забуду. За стеной пиликает его мобильный. Сообщение доставлено ‐ можно уходить. Но стоит подняться на ноги, как стены сотрясаются мелкой дрожью от дикого грохота, а после слух царапает звон битого стекла.
— Я всегда буду рядом, — раненым зверем воет Шахов, а после чуть тише: — Но твоим — никогда!