Явление

Явление

Князь явился глубокой ночью. А за ним — как свита за королем — следовала тьма. Густые и бледные в ночи облака скрывали луну — будто левиафан, поглощающий солнце, — от простых крестьян и крепостных, собравшихся ради гостя. Было так темно, что снег перестал серебриться, как это бывает морозными вечерами в деревнях России. Все имение собралось; во главе толпы стоял сам хозяин — Алексей Михайлович Чернов, сказочно богатый дворянин, стремящийся стать председателем уездного дворянства.

Въехала тройка, заржали кони, выругался извозчик, а народ заверещал — барин приехал. Князь Василий был одет не по русской моде: красивое темно-красное европейское платье, шапка меховая и штаны от лучших портных Франции. Спрыгнул он с повозки в снег, постучал ногами, и раскинул руки от радости. Хозяин имения приблизился к гостю, поцеловались они, а потом обнялись.

— Василий Александрович, дорогой, сердечно рад тебя видеть! — приветствовал Алексей Михайлович.

— Какое радушие, друг! Вижу, даром времени ты не терял, — улыбнулся гость.

— Обижаешь, милый друг, все поместье с первых петухов на ногах стоит — тебя все ждали! Не каждый день такой важности и чина гости приезжают. Прошу ко мне в дом, согреваться, и потчевать тебя буду.

Мужчины под руку отправились по вытоптанной в снегу дорожке в тепло и свет, а луна все и не желала выходить из-за туч. Челядь потихоньку начала расходиться, проводив князей взглядом. За дверьми поместья для них начиналась другая вселенная — неизведанная и недоступная, даже если ты дите барина, рожденное от простой крепостной кухарки.

Пламя разгоралось в камине, заполняя кабинет князя приятным жаром. После плотного ужина, друзья отдыхали в уютных креслах, покуривая табак из трубок на манер английских аристократов.

— Ну, и где ты был, чего ты видывал? — спросил Алексей Михайлович, выпустив сизый клубок дыма изо рта.

— Охотился на волков в русской Аляске, но вскоре прибыл на американскую землю. Там на плантациях трудятся тысячи чернокожих. Ты когда-нибудь видел африканцев, мой друг? — он откинулся на спинку кресла, спрятав лицо в тени, но даже тень не смогла скрыть загадочный блеск его глаз.

— Только на рисунках в «Русском Вестнике». Сдается мне, не по воле доброй они там, да?

— Они рабы, — холодно произнес князь Василий, отчего у Алексея Михайловича кожа стала как у гуся, — их называют словом «Nigger».

— Экая невидаль. Просто варварство какое-то! — возмутился барин, заправляя трубку порцией табака, привезенного с американского континента.

— А ты полагаешь, мы живем лучше?

— Россия — великая империя, и что дозволено Юпитеру, не дозволено быку! — серьезно ответил Алексей Михайлович, придвинувшись к своему гостю.

Князь Василий слегка улыбнулся, оценил взглядом своего собеседника, и спросил:

— Как княжна поживает?

— Скоро она подарит мне сына, я надеюсь, потому как для дочери необходимо приданное под стать, но пока я отправил ее на минеральные воды, — хвастался хозяин имения.

— А как твои давнишние пристрастия? — вдруг спросил князь Василий, заставив своего доброго друга убрать улыбку с лица.

Алексей Михайлович помрачнел, лицо стало жестким, будто лик у статуи, и тихо заговорил:

— Читал Николая Васильевича Гоголя? Пьеса такая модная нынче у него «Ревизор» называется… Так там в эпиграфе написана старая русская пословица: «На других неча пенять, коли рожа крива»…

— Там говорилось про зеркало, но в целом ты прав князь, — добровольно капитулировал гость, не желая провоцировать друга на действия.

Поленья трещали от пламени в камине, и барин обратил на это внимание, наверное, из-за довольно затяжной тишины, которая покрыла это озерцо уюта, словно масляная пленка, от которой никак не избавиться.

— Какие еще ты границы пересекал, любезный мой князь Василий? — спросил Алексей Михайлович, стараясь переменить тон разговора.

— В Бессарабии. Нет ничего крепче молдавского вина и сна в объятиях смуглой цыганки, — сказал князь, отведя взгляд в сторону.

Во дворе усадьбы стало шумно, крепостные что-то возбужденно обсуждали. Дворяне услышали топот сапог по лестнице — и до самой двери в кабинет. Раздался громкий стук.

— Войдите, — разрешил хозяин.

В кабинет ввалился Митрофан, управляющий поместьем, лицо его было красным, а кожа поблескивала от пламени камина. С ног на деревянный пол посыпался снег.

— Простите за беспокойство, барин, но извольте-с доложить, — запинаясь, отвечал Митрофан.

Алексей Михайлович одобрительно махнул рукой.

— Чертовщина в деревне случилась. Говорят, мол, бес явился. Побрал душеньку Марью. Я глянул, а там народу — тьма. Крики, охи, вздохи, велел послать за батюшкой, но и он бессилен перед дьяволом. Что прикажете, барин?

Но барин молчал, поигрывая желваками на лице, и было заметно, что он напрягся.

— У вас что ни день, то бес, — проворчал Алексей Михайлович, — семь бесов на дню, а по правде — склоки крестьянские.

— Я сам видел барин, вот вам крест, — перекрестился управляющий.

— На твоей совести, Митрофан, а ежели ты меня по пустяку с места сдвинул, то прикажу тебя выпороть и до самого Петербурга с голым задом послать без сапог, — прорычал барин и встал с кресла. Митрофан стремительно убежал подальше от гнева дворянского, а князь велел нести теплое белье.

Вокруг избы шумно стоял народ: одни молились, другие матерились, третьи сплетничали. Сани со скрипом остановились перед толпой, чуть было не задавив зевак, которые заставили извозчика в очередной раз вспомнить свой богатый лексикон. Мужики помогли князьям спуститься, но Алексей Михайлович дальше идти не пожелал: