За гранью

За гранью

Сегодня я начинаю думать о том, что, видимо, с самого детства предчувствовала свою нелепую и грубую смерть. Раньше я только представляла – думала, вот, допустим, я умру, и буду лежать, и похоронят меня, и все будут плакать. Думать о таком, представлять было крайне любопытно и интересно, но уже в детстве внутренним чутьём я понимала – говорить о таком не стоит.

Став старше, я перестала представлять и стала задумываться: как это…я умру? Это же я! разумеется, все смертны на этой планете, да и сама планета когда-нибудь тоже, но как же это – я?.. и что?

Будут деревья, будут реки, будут люди, будут смех и слёзы, а меня не будет? И мир не остановится, не сожмётся до точки?

Это осознать было тяжело, и, наверное даже сейчас, глядя на своё тело, я не очень осознаю это. Хотя сейчас я умерла и наблюдаю – мир действительно живёт. Мне даже доступно взглянуть в окно, во двор-колодец, доступно слышать, хоть и сквозь морок, и да, свидетельствую – всё продолжает движение.

Но тогда, когда была ещё жизнь, я перестала думать о том, что после меня мир не кончится и задалась другим вопросом: а какая она – смерть? Мне почему-то казалось, что она похожа на сон – ты закрываешь глаза и не просыпаешься никогда.

Потом, правда, я узнала из книжек, что даже смерть во сне – это не гарантия безболезненности. Да, потом, уже в самом конце происходит выброс гормонов счастья, но – что там, до конца?..

Словом, всё, что узнавалось мною, всё, что представлялось, всегда виделось мне ужасно несправедливым, нехорошим и тяглым. Рано подумав о том, о чём не следовало, я поняла, что жить стало спокойнее – все мы смертны, и неравные с рождения, неравные в жизни, мы всё равно все уходим.

Но вот я умерла и всё, что мне осталось – это разочарование. Потому что смерть, которую я пережила, не была каким-то туннелем со светлой вспышкой (туннеля не было вовсе), не было тихим сном и даже болью это не было. Это было ничем. Самым обыденным и самым жутким ничем.

Просто стало никак. Просто не стало цветов и запахов, и звук приглушился так, как будто уши заткнули ватой. И тела не стало. И боли, и голода, и холода.

Я стояла над своим телом, но ничего не менялось. Серость – разная, от светлой до более тёмной, но одинаково вязкая – всё это обволокло меня как одеялом и ознаменовало ничто. Разочарование, а затем – бесчувствие.

И я не могла даже испугаться. И заплакать тоже. Я могла только смотреть на своё бездыханное тело, и удивляться тому, что это именно я. какая непохожая! Мне всегда казалось, что и нос у меня другой, и волосы…

Но нет! вот она – я. А встретила б на улице – прошла бы мимо, не узнала.

Ах да! Ещё я могу слышать, плохо, приглушенно, но могу слышать живых. Вот только мне до них дела нет. Даже обиды нет. И гнева тоже. Ничего, кроме беспросветной вязкой серости.

***

–Боже, боже, боже… – слова не могли быть спасением, но, по меньшей мере, они были иллюзией какого-то движения, какого-то пути.

–Заткнись! – огрызнулась Мари. Она единственная ещё пыталась держать лицо, хотя было видно, как она напугана. – Дай подумать!

Хотя подумать было уже и не о чем. Всё, что могло свершиться, было свершено. И вот – небольшая домашняя вечеринка в честь дня рождения Мари, и труп.

Она вообще-то всё совсем не так планировала. Но с самого начала всё шло не по плану! Сначала не удалось купить нужный соус – раскупили как назло. А именно в нём Мари планировала мариновать белую рыбу. Потом вдруг кончилось любимое шампанское – пришлось ехать в другой магазин, тратить время, но как иначе? Мари рассудила, что это её день рождения и она имеет право пить то, что действительно хочет!

Но дома сюрпризы не кончились. Оказалось, что потёк кухонный кран. Не страшно, конечно, не смертельно, но обидно. Пришлось тратить нервы и время, вызывая мастера. Но ничего – с вечера всё было в итоге готово, и Мари легла спать в ожидании завтрашнего празднества, когда…

В самом начале выяснилось, что вместо пятерых близких друзей будут всего трое: Эва, Бруно и Денеш. Честно говоря, Мари неплохо провела бы время и с такой компанией, но почему-то стало обидно, что ещё двое никак не могли найти для неё время! И пусть они оба позвонили, передали поздравления, извинялись и обещали подарки к следующей встрече – осадочек остался. Мари даже не могла понять этого сама и даже про себя ругалась, не понимая, почему ей, взрослой и состоявшейся именно сегодня это так обидно? Бывало ведь и хуже…

Потом, вроде бы, сгладилось. Всё пошло своим чередом, Мари уже развеселилась по-настоящему, и уже не думала ни о чём плохом, а тут Эва – взяла у мерла.

Нет, разумеется, это не входило в план Эвы. Не было у неё записной книжки со списком дел на сегодня, где первым пунктом значилось бы записаться к стоматологу, вторым – поздравить Мари, а третьим – умереть на её дне рождении.

Эва просто почувствовала лёгкую слабость. Слабо и смущённо улыбаясь, она отползла в ванную комнату, где умылась и немного пришла в себя, затем вернулась в комнату.

–Ты как? – Мари переживала не на шутку.

–Может такси? – предложил Бруно. – Выглядишь бледной!

Эва и впрямь была бледна.

–Да ладно вам! – отмахнулся Денеш. Он был известный весельчак и по жизни отличался неуместно крепким здоровьем, а потому забыл, как слабы окружающие люди, – пусть поспит немного и возвращается к нам!