Дом утопал в зарослях сирени. Люди покинули его уже давно. Некогда ухоженный сад разросся без меры, некоторые плодовые деревья, требующие постоянного ухода, засохли и выглядывали сейчас из зарослей сирени серыми изломанными фигурами. Высокий бурьян почти скрыл обветшавший деревянный забор. Над густыми кронами выглядывала только крыша – на удивление, хорошо сохранившаяся, без дыр и провалов.
Чарующий, густой аромат висел вокруг невидимым облаком, от чего воздух казался липким и тягучим.
Двое молодых людей в охотничьем камуфляже и высоких армейских ботинках замерли среди бурьяна, разглядывая брошенное человеческое жилище. Тот, что повыше, сжимал в руке штангу дорого металлодетектора, а его товарищ водрузил на плечо лопату с коротким черенком.
Поисками предметов старины они занимались уже третий год. Хождение по полям и брошенным деревням давало плоды – старинные монеты, перстни, нательные крестики, пуговицы с двуглавым орлом попадались часто. Практически с каждого выхода они привозили «хабар». Иногда, очень редко, попадалось и кое-что стоящее – серебряные «чешуйки» времен правления Ивана Грозного, пару раз – монеты из чистого серебра, отчеканенные при императоре Александре II. Их удалось выгодно продать, и это вдохновило продолжить поиск. Но хотелось найти что-нибудь более существенное. И ценное. Воображение подогревали байки, травившиеся в среде таких же, как и они, копателей. О находках на чердаках брошенных домов - особенно, если дома эти пережили революцию и лихолетье Гражданской войны. Куда же еще было прятать людям ценные вещи, когда даже твой сосед мог настрочить на тебя донос? На чердак или в погреб… Вот и рассказывали те, которым повезло, о найденных казачьих шашках, иконах в золотых окладах и кубышках, полных золотых царских червонцев. Порой попадались вещи намного серьезнее – «наганы» и «маузеры», заботливо завернутые в промасленную тряпицу и спрятанные рачительными хозяевами на черный день…
Дом в зарослях сирени подходил для такого поиска идеально.
- Слушай, Вить, тут не пробраться, - сказал парень с лопатой, бросив короткий взгляд по сторонам.- Джунгли натуральные.
- Должна же быть калитка, Сань, - Витька подошел ближе к забору. – Как-то люди сюда входили же…
Он повертел головой, подергал обветшавший забор и, шагнув назад, пнул его ногой. Полусгнившие доски не выдержали, с коротким треском рухнув в заросли репейника.
- Будем считать, что ты нашел калитку,- усмехнулся Сашка.
Они шагнули в разросшийся сад, пытаясь протиснуться через хитросплетение веток и зарослей кустарника. Казалось, деревья не пускают непрошенных гостей, цепляясь побегами и колючками за одежду и норовя хлестнуть по лицу.
- Да чтоб тебя! – чертыхнулся Витька, когда очередная ветка едва не оцарапала ему лицо.- Так и без глаз останешься! И еще запах этот – от него как пьяный.
- Болиголов – ядовитое растение,- произнес Сашка, выбравшись вслед за товарищем из зарослей и смахивая со лба пот.
- Так вроде черемуха. Вон ее сколько! – Витька кивнул в сторону.
- Угу. И болиголов, - Сашка ткнул рукой в невысокий куст, усыпанный мелкими белыми цветами. – В старину его выращивали для снадобий. Ну, и для ядов тоже.
- Да его тут немерено! - Витька огляделся. - Похоже, в доме знахарка жила.
- Сейчас уже все равно. Ну что? Полезли!
Дом зиял выбитыми окнами. Краска на рамах и резных наличниках осыпалась от непогоды, выставив напоказ серое, рассохшееся дерево.
Сашка залез на выступ фундамента и осторожно заглянул внутрь.
- Ну, чего там? – спросил Витька.
- Ничего. Пусто,- Сашка, кряхтя, протиснулся в узкое окно и спрыгнул на пол.
Приторно-сладкий запах сирени пробивался и сюда. К нему примешивались флюиды тления, застарелой пыли и еще чего-то, трудноопределимого. Обои на стенах и потолке выцвели, покрылись грязью и серо-зелеными разводами плесени. В углу – старый, грубо сколоченный из досок, стол с ворохом какого-то рванья и помятой железной кружкой. Колченогий стул со сломанной ножкой валялся рядом.
- Да уж…- произнес Витька, осматриваясь. – Хоромы не царские.
- Да какие тут хоромы! – Саня шагнул на середину комнаты, осторожно коснулся носком ботинка ножки стола.- Рухлядь… Того и смотри, в прах развалится.
- Сань, смотри!
Он обернулся. Витька стоял, что-то рассматривая в углу.
- Чего там?
- Фото.
- И что?
- Сам посмотри.
Сашка шагнул ближе, встав рядом.
На облезлых обоях, приколотое булавкой, висело фото – черно-белое, величиной с ладонь, запечатлевшее… похороны.
Сашка нервно сглотнул – неприятное, тоскливое чувство зародилось в груди. Витька тоже был сам не свой; на лице – недоумение и какое-то смятение.
На пожелтевшей, выцветшей фотокарточке виднелся гроб, стоявший на двух табуретках. В нем - молодая женщина, вернее, девушка в белом, словно подвенечном, платье. Вокруг группа людей со скорбными лицами – две женщины и трое мужчин.
- Во, блин…- выдавил, наконец, из себя Витька. – И за чем фотографию с похорон на стену вешать? Что за обычай такой?
Сашка лишь пожал плечами. Неприятное чувство не отпускало, ширилось в сознании. Стало неуютно, хотелось поскорее уйти. Казалось, они коснулись чьей-то чужой жизни, забытой всеми, даже всесильным временем.
Запах сирени вдруг стал противен – он давил на мозг, вызывая тупую ноющую головную боль.
- Да кто ж знает, что за люди тут жили! – Саня невольно поморщился.- Черт, башка начинает трещать от этого запаха!
- Такая же ерунда,- Витька вытер вспотевшее лицо тыльной стороной ладони.- Давай быстро проверим чердак и свалим отсюда!
- Хорошая мысль.
- Вход на чердак, скорее всего, в сенях. Главное, чтоб лестница была,- Витька шагнул к выходу из комнаты, но Сашка вдруг схватил его за рукав куртки.
- Ну? – он резко обернулся.
Саня, белый, как мел, молча ткнул пальцем в пожелтевшее фото.