Марианна Алферова
ЗАГРЕЙ
Глава 1
Кукла
1
Утром стоило немалого труда вспомнить свое имя. Но все же он вспоминал всякий раз. Это было симптомом. Не хорошим и не плохим, а просто симптомом, как свет за окном был симптомом утра. Утро, похожее на вчерашнее: день, не похожий на утро. Вечером, если выйти к реке, можно увидеть полоску оранжевого заката. В его лучах волны, что барахтаются у берега, кажутся медными. В рыжих бликах мерещатся чьи-то лица. Можно принести сачок и ловить их в густой черной воде. Порой удается поймать. Бледный комок слизи пролежит на камнях до утра и высохнет, а сачок придется долго мыть под краном.
Прежде ЗАГРЕЙ любил заниматься ловлей, а теперь редко спускается к реке. И еще, он
никогда не вставал с рассветом. Он просыпался, когда уже было светло, и день, разрезанный на шесть неравных долей стальным переплетом огромного окна, стекал к полудню. Окно слегка накренилось вовне, и потому открывалась только одна крайняя рама-дверь, через которую ЗАГРЕЙ выходил на балкон, перешагнув через низкий подоконник. ЗАГРЕЙ называл этот выход прогулкой. Ведь это важно – что и как назвать, и при этом запомнить название.
Балкон велик, его серая плита покрылась паутиной трещин, а решетка, первоначально сплетенная в ветку с металлическими коваными листьями, переиначилась в замысловатую паутину, из которой то там, то здесь торчали острые иглы. ЗАГРЕЙ шагнул на балкон. Не то что бы он любил здесь гулять, нельзя сказать даже, что он стремился. Он тек. Так течет вода с более высокого места к более низкому. Балкон был более низким местом, и ЗАГРЕЮ надо было сюда перетечь, чтобы в низине выкурить сигарету. В низком месте ЗАГРЕЙ становился выше. Свою тень он прилеплял к стене комком жвачки, и каждый раз бледно-фиолетовый абрис был чуть длиннее, чем прежде, и это радовало, хотя с другой стороны, могло и печалить. Но пока он не позволял себе печалиться по этому поводу. Он умел не позволять себе. Как не позволила решетка себе быть металлической веткой с листьями и не пожелала стечь бесформенной кляксой металла. Надо уметь удерживать форму. Искусство удержания формы дается с рождения или не дается вовсе, и об этом тоже не стоит печалиться, как и о многом другом.
В углу на балконе стоял огромный глиняный горшок, и в нем росла вишня. Сейчас деревце было в белых цветах. Появление вишни на балконе – это маленькая тайна ЗАГРЕЯ. У него есть тайны, и это приятно. Косточку он нашел возле таверны и принес домой. Таскать ил с реки и пыль с дороги в огромный глиняный горшок пришлось долго. Косточку он медлил сажать – боялся, что не вырастет. Но все же отважился, посадил. И деревце выросло, и теперь цвело постоянно. Стоит облететь лепесткам – глянь, на ветках вновь белые пузырьки бутонов. Вот только плодов на вишне не было еще ни разу.
Напротив балкона почти вплотную – стена, а в стене окно, стекло посерело от пыли и заоконная тьма казалась не черной, а серой, то есть серая тьма пыталась притвориться серым светом. ЗАГРЕЯ волновал вопрос: какая разница между серой тьмой и серым светом. Но пока он не нашел ответа. В другой стене, той, что слева окон не было вообще. И в той, что справа – тоже ни окон, ни дверей. Узкий колодец открывался только в небо. И то, что падало сверху, навсегда оставалось внизу, застревая в осколках булыжника. Дохлая птица, упавшая сверху, и выброшенная кем-то нагая желтая кукла лежали рядом. Может быть, кукла выпала из окна напротив? Но ЗАГРЕЙ не видел, чтобы рама открывалась. За окном ничего не происходило, там днем за днем прозябала поседевшая от времени пустота.
ЗАГРЕЙ швырнул недокуренную сигарету. Кукла внизу протянула желтую руку и схватила хабарик, вдавила в полуоткрытый рот, прикусила четырьмя белыми острыми зубками и затянулась. Табачный дым вырвался из пробитой гвоздем щеки, из сочленений ручек и ножек. ЗАГРЕЙ усмехнулся. Может, скатать хлебный шарик и швырнуть вниз – поглядеть, как будет кукла его жевать. Но стоит ли? Стоит ли длить ее жизнь? Лишив хлеба, быстрее лишишь ее нечаянно дарованной жизни. Или не лишишь? И кукла начнет грызть трупик дохлой птицы и покрывать желтыми экскрементами булыжники двора. ЗАГРЕЕВА тень на стене постепенно росла, и доросла до карниза под крышей. Но при этом сделалась такой бледной, что почти не угадывалась. Никто не желал оживления куклы, но она ожила. Может, спустить ей вниз веревку, пусть поднимется наверх, перебирая неловкими целлулоидными ручонками? Или все же бросить ей хлеба? О чем мечтает она, лежа внизу, о спасительной веревке или о куске хлеба? О чем молит и главное – кого? По сравнению с ней ЗАГРЕЙ был не великаном – богом; тень его переросла стену и попыталась отразиться на небе. Так о чем же просит кукла? ЗАГРЕЙ прислушался, но не услышал ничего. Если она и молила, то молила безмолвно. Ему самому предстояло решить, что ей дать: веревку или хлеб. Он подумал и не дал ничего.
Интересно, испытывала ли ожившая кукла боль? Не боль от пореза или от удара – ясно, что простая боль была ей недоступна. Но ту боль, что испытывал ЗАГРЕЙ постоянно, едва разлеплял глаза – ночью ли, утром, не важно, могла ли кукла ее ощущать? Боль просыпалась вместе с ЗАГРЕЕМ, глухая, нудная, ее можно было терпеть, ибо она не была чрезмерной, но иногда сводила с ума, и тогда хотелось кричать, выть, кусаться. Или убить кого-нибудь, неважно кого. Определить, где гнездится боль, было невозможно. Она просто была, где-то внутри ЗАГРЕЯ, фантомом бродила по телу, вспыхивала то там, то здесь, и исчезала, едва он пытался прислушаться к ней и определить очаг. Но стоило перестать вслушиваться в себя, как боль возвращалась, торжествуя, она наносила удар, а потом постепенно стихала, но никогда не исчезала насовсем.
Вода в умывальне была желтой и пахла болотом. Кран не закрывался, и вода текла всегда, уходя не в сток, а в трещину в стене. Вода была не холодной и не теплой, немного жирной на ощупь. Неодетый, закутанный во влажное полотенце, ЗАГРЕЙ присел он к столу. Старинный светильник изогнулся бронзовым телом, как живое тело перед Венериным спазмом. В носике светильника тлел желтый огонек, жидкость из огненной реки за ночь не успела иссякнуть. За день светильник наверняка выгорит. Значит, следующей ночью у ЗАГРЕЯ не будет света, потому что сегодня за огнем он не пойдет. ЗАГРЕЙ подумал о предстоящем дне с отвращением, о лежащим за днем нынешним «завтра» – без желания. Они его не манили, потому что не обещали ничего. Перед ЗАГРЕЕМ лежала раскрытая тетрадка и перо. Чернила были невидимыми. Но ЗАГРЕЙ умел читать написанное симпатическими чернилами. Тетрадь была исписана уже до половины, и каждая страница не закончена.
Отредактировано: 12.12.2020