Залечивая цветом

Залечивая цветом

Давным-давно, ещё в светлые коллежские годы, Николас честно считал, что встречи выпускников посещают только психи и неудачники. Нет, он любил свой класс — в целом, а не каждого одноклассника конкретно — но ощущал, что его не будет тянуть на общие посиделки, что не будет у него желания снова увидеть знакомые лица. Не такой он человек.

А начались встречи сразу после окончания лицеев. Первое приглашение Николас проигнорировал. Второе — тоже. В третий раз его привели чуть ли не силой (да, способность уговаривать он принимал за грубую силу), но он незаметно скрылся с самой середины вечера.

Он надеялся, что после такого его оставят в покое. Как же он ошибался!

Николас в спешке набрасывает на себя куртку, хватает рюкзак и стремглав мчится на пары, на которые он, между прочим, уже опаздывает, поэтому приходится обойтись без завтрака. В почтовый ящик он запускает руку по давней привычке, не надеясь найти там совершенно ничего, но ладонь вдруг натыкается на плотный конверт. Слегка озадаченный, он бросает конверт в карман — потом разберётся, что к чему — и бежит на остановку.

Из кармана торчит краешек конверта, символизируя неотвратимость неизвестного.

***

Джули бросает взгляд на календарь и тихонько вздыхает. Предстоящая встреча выпускников кажется ей бессмысленной. Она была на всех прошлых — и что? Приходили не все одноклассники. Не было того, кого она так наивно хотела встретить снова.

Создавалось впечатление, что Николас вообще не хотел на них появляться.

Она скучает по нему, не осознавая этого в полной мере, не отдавая себе в этом отчёта. Остальных она тоже рада видеть, конечно. Но воспоминания были тусклыми и неполными без него. Словно приди Николас — и картинка сложится, наполнится красками… и перестанет расти странная пустота внутри, пустота, вызванная отсутствием человека, к которому ты, оказывается, когда-то испытывал симпатию, но не понимал этого, пока он не ушёл.

Конечно, однажды он все-таки пришёл. Только смотрел на всех исподлобья, ограничивался односложными ответами, а потом и вовсе исчез.

Она смотрела, как его спина скрывалась за дверью.

Джули спрашивает себя: если он ей так нужен, она что, не могла за минувшие почти четыре года наладить с ним общение?

Нет. Не могла. Не могла себя навязывать.

Воспоминания о Николасе вызывают хандру, и она, встряхнув головой, пододвигает к себе кружку с кофе и берётся за конспекты.

Немного кофе через край кружки выливается на конверт с приглашением.

***

Свет в районе вырубает в час ночи. Как нельзя некстати. Николас только-только сел за чертежи.

Он ждет минут двадцать, шагая из угла в угол и постоянно чертыхаясь, но свет так и не появляется. Зато глаза начинают слипаться от усталости. Мысли приобретают нечёткость, перетекают, меняют форму и содержание. Разумеется, ему уже не до домашнего.

Света нет? Нет. В темноте он работать не может? Не может.

Значит, можно наступить на горло вопящей совести и лечь спать, как того требует изнурённый организм.

Не раздеваясь, Николас падает на кровать. Одеяло ласково принимает его в свои объятия. Он переворачивается на бок…

…и ложится на куртку, которую ему лень было вешать в шкаф. В локоть впивается что-то острое. Смутно вспоминается конверт, который он сегодня утром вытащил из почтового ящика. Или не сегодня?

Он нашаривает в том же кармане маленький брелок-фонарик и, щурясь, рассматривает конверт со всех сторон. Белый, безо всяких подписей.

Что-то ему подсказывает, что он уже знает, что внутри.

Он вытаскивает плотный белый лист бумаги и горько усмехается. Так и есть, приглашение. На этот раз не только стандартный текст, но и чья-то приписка от руки: «Ну пожалуйста!»

Почему-то ему становится смешно.

Кто бы это мог быть?

Впрочем, ответ его не интересует. Он моргает и уже не может разлепить веки, да ему и не хочется. К себе уже манит сон.

Палец соскальзывает с кнопки. Фонарик гаснет.

Рука с зажатым в ней приглашением опускается на живот.

***

Джули стоит рядом с Агатой и Ноэлем — инициаторами встречи — и слушает, как Агата по телефону руководит курьерами, которые привезли еду.

Руководство коллежа разрешило своим выпускникам занять один из кабинетов. Джули смотрит вокруг и поражается тому, насколько она уже отвыкла от этих парт, от вида из окон, от самого духа праздного подросткового возраста.

Она теребит рукав платья и невольно вскидывает голову каждый раз, когда открывается дверь.

Только вот заходят совсем не те.

— Ты нервничаешь, — замечает Ноэль и добродушно подмигивает. — Ждёшь кого-то?
— Что? — растерянно отзывается она, не сразу сообразив, что обращаются к ней. — Нет, что ты. Никого я не жду.

С чего она только взяла, что Николас придёт сегодня, раз он не приходил раньше? Только на том основании, что она вызвалась помочь с приглашениями, а на его подписала одно жалкое словечко? Да он, наверно, даже конверт не распечатывал!

Он не появляется к назначенному времени. Джули совсем падает духом.

Ещё один серый вечер. Вечер без него.

Пора уже отказаться от детских привязанностей. Найти себе кого-нибудь. Перестать сидеть в своей раковине и завести новые знакомства, способные её растормошить.

Проблема в том, что никто не заполнит ощущение пустоты. Белого листа на месте сердца. О, она-то знает, она пробовала.

А он — может. Он же художник.

Он её раскрасит. Раскрасит изнутри, и ей больше не будет так плохо. Никогда.

«Опять эти глупости».

Она заставляет себя улыбнуться помахавшему ей рукой Клоду и заталкивает мысли о Николасе далеко-далеко. Хватит. Нужно жить не тем, что могло бы быть, а тем, что есть.

И сейчас есть только встреча выпускников и куча одноклассников. Бывших одноклассников.

Джули даже почти убеждает себя, что ей безумно интересна общая беседа, когда дверь почти беззвучно открывается и закрывается. Она замечает это краем глаза и не поворачивает голову, твердо уверенная, что это кто-то из преподавателей.

— Я н-не опоздал? — почти испуганно раздается забытый голос.

Джули, как загнанный зверёк, широко раскрытыми глазами смотрит на вновь пришедшего.

Николас извиняюще улыбается. Такой родной, знакомой улыбкой.

Джули чувствует себя маленькой глупой девочкой, которая закрывала лицо чёлкой и занималась ерундой.