У Нади появился воображаемый друг.
Я не увидел в этом чего-либо странного или пугающего. Дети есть дети, их воображение сильнее, чем у взрослых.
Ириша, моя жена, поправляла на себе осеннее пальто. Надя стояла в прихожей перед большим, в человеческий рост, зеркалом и приветственно махала рукой кому-то невидимому.
- Эй, кто там на связи? – Я подошел к Наде, взял ее на руки и поцеловал в мягкую макушку.
- Мой друг! Мы пойдем с ним вместе в садик!
- Хорошо, только смотрите, не ссорьтесь, - я подмигнул Надиному отражению и опустил ее на пол.
Ириша завела свой обычный монолог о важных мелочах по дому, суетливо чмокнула меня в щеку и убежала провожать дочку в детский сад. Я постоял перед зеркалом и мысленно порадовался, что на работу мне нужно будет только через час.
Вечерами я сидел за компьютером и продолжал заниматься своими делами по работе, Ириша читала книжки на планшете. В квартире царила тишина, нарушаемая только шумом с улицы.
Но теперь я отчетливо слышал, как дочка в своей комнате без умолку болтает с кем-то вторым, когда я, например, шел на кухню или в ванную.
Я спрашивал у Нади, всё ли в порядке.
- Ага, - отвечала она и плотно закрывала дверь.
Вообще-то, я не из тех паникующих родителей, которые трясутся над своими детьми по любому незначительному поводу. В детстве я тоже представлял себе всякие сценки, вооружался палкой и бегал по квартире, воюя с невидимыми чудовищами. Но что-то в поведении Нади неуловимо изменилось, и сам того не понимая, я стал за нее тревожиться. Ее скрытность сначала беспокоила меня, затем начала раздражать.
Это было довольно глупое чувство – глупое потому, что я не находил ему рационального объяснения. Я чувствовал себя обманутым, будто меня единственного не посвятили в тайну, о которой все уже знают, и я остался в дураках. Ведь дети всегда рассказывают родителям о своих друзьях, правда?
Ириша, понятное дело, даже не желала поддерживать разговор на эту тему.
- Что ты выдумываешь, оставь ребенка в покое!
Но я отказывался успокоиться, хоть и старался не досаждать Наде глупыми расспросами.
Однажды, когда я вернулся домой после работы, дверь в детскую была открыта настежь, и я, еще не поравнявшись с ней, услышал:
- Мы будем с тобой дружить всегда, правда?
Я всё гадал, каким же мог быть Надин воображаемый друг – какой-нибудь славный единорог с длинной и пышной гривой или большой и пушистый медвежонок. Но эти мысли тут же улетучились, когда краем глаза я заметил дочь, сидящую на полу у себя в комнате, и огромную черную тень, накрывшую ее. Я споткнулся, уставившись в дверной проем, не веря своим глазам. Безотчетная, необъяснимая вспышка страха сбила меня с толку, и я часто-часто задышал.
- Милая, у тебя всё хорошо?
Надя удивленно обернулась ко мне, будто только заметила мой приход, и сказала:
- Да.
- Хорошо, - пробормотал я и слабо, неуверенно улыбнулся. – Пойду мыть руки.
На ватных ногах я прошел в ванную, открыл кран и сполоснул лицо холодной водой. Я посмотрел на себя в зеркало. Грудь ныла, сердце быстро стучало.
В тот вечер я поговорил с дочерью. Надя отвечала уклончиво, насколько уклончиво может отвечать четырехлетний ребенок. Чаще всего мои вопросы вводили девочку в ступор – она не знала, что мне ответить. Казалось, я попросту не знаю, о чем спрашиваю, не понимаю ни логики, ни сути того, что хотел узнать. И всё это только усиливало мою тревогу. Я всерьез задумался о том, чтобы отвести девочку к психологу.
- Даже не думай! – говорила мне Ириша. – С ней всё хорошо, это ты у себя на работе днями и ночами напролет, семьи почти не видишь, крыша от компьютеров совсем уже едет. Когда мы в последний раз куда-то выбирались?
Мы с Иришей были вместе уже семь лет. Первое время, когда меня спрашивали друзья, любовь ли это, я мечтательно улыбался, думая о ее глазах, фигуре, мягких волосах и немного хриплом голосе. Потом опускался с небес на землю и, не переставая улыбаться, отвечал: «Я люблю ее». Теперь же аналогичный вопрос вызывал у меня лишь раздражение, будто меня хотели уличить в некоей лжи, и я всегда отмахивался простым: «Ну конечно». Мы с Иришей были из тех нормальных семилетних пар, в которых любовь – это само собой разумеющееся, даже если ее на самом деле нет.
На работе я действительно задерживался подолгу. Множество заказов от клиентов, из которых каждый первый – крайне важен для компании. Отложить заказ, повременить, расслабиться, уделить время семье – я всего этого хотел в самом начале, когда работа только приняла такие быстрые обороты. А потом она вытеснила Иришу и Надю, и когда жена вновь обрушивалась на меня с упреками, я спасался в бесконечных проектах.
И как бы я ни любил Иришу и Надю, их постоянное присутствие в моей жизни стало чем-то безусловным для меня, безусловным и привычным. Их исчезновение сломало бы устоявшуюся и привычную для меня картину мира.
Со временем, каждый раз возвращаясь домой, я испытывал терзающее чувство чужеродности, будто вторгаюсь на запретную территорию, и не мог не заметить неконтролируемую неловкость, когда поворачивал ключ в замке – будто открывал чужую дверь. Я уже готов был согласиться с Иришей в том, что психологическая помощь нужна не Наде, а мне самому, потому как не мог объяснить эти чувства, которые – как бы иррационально это ни звучало – словно насаждались мне кем-то извне.