Я дошла до дома и, приставив дорожную сумку на колесиках к забору, посмотрела на калитку. Она была скручена ржавой цепью. Висел огромный амбарный замок.
«Да, тут уж не придерешься! — подумала я, глядя на рукотворный запор пенсионерки. — Тетя Фрося надежно охраняет мои владения!»
Захватив с собой только дамскую сумочку, я направилась к дому соседки. Увидев, что окна в нем были раскрыты, позвала старушку:
— Ефросинья Кузьминична, вы дома? Это я, Вероника!
— Слышу! Слышу! — тут же откликнулась она. — Уже иду!
На порог вышла соседка семидесяти шести лет. Она прихрамывала, ведь давно страдала подагрой. Ефросинья Кузьминична никогда не расставалась с клюкой, что была подарком ее покойного мужа, деда Тихона.
Держась за натертую до блеска ручку, тетя Фрося медленно спустилась по ступенькам и подошла ко мне.
Летнее солнце слепило соседке глаза, поэтому она сощурилась и, повернув меня к нему лицом, сперва придирчиво осмотрела с ног до головы, а потом приветливо улыбнулась, обняла и трижды, будто по-родственному, расцеловала.
— Ну здравствуй, красавица! — произнесла она с игривыми интонациями в голосе. — Вижу, что похудела, похорошела! Просто глаз от тебя не отвести! Что значит курорт! А я все лето на огороде провожу! Но загорела, скажу тебе, не хуже Турции! — а после Ефросинья Кузьминична сменила тон на требовательный. — Рассказывай, как твои дела. Узнала чего нового?
Чтобы удовлетворить ее любопытство, я ответила:
— Совсем немного. Думаю, мне нужно еще раз в Стамбул слетать.
— А что узнала? — не отставала от меня соседка.
— Потом расскажу... — пообещала я. — Тетя Фрося, ты даже не представляешь, как я устала! Ужасно хочется помыться и завалиться в постель, чтобы ногам дать отдохнуть. Ты ключ от моей хаты захватила с собой? — поинтересовалась я.
— Как же! — заверила меня пенсионерка и свободной рукой полезла в карман вязаной кофты. — Он у меня надежно булавкой зацеплен за веревочку и пристегнут к внутреннему карману.
Я улыбнулась, отметив про себя, что Тетя Фрося со всей ответственностью отнеслась к моему поручению. Ключ не только был пристегнут, но еще и висел на шнурке ярко-красного цвета. Я поняла, что соседка так сделала на случай, если вдруг его потеряет. Увидев, что ей не так просто отстегнуть ключ, я, повесив на заборе сумочку, предложила:
— Давай помогу! — протянув руки, я расстегнула булавку в ее вывернутом кармане.
— Уж больно мне знать охота! — не отставала от меня тетя Фрося. Ее интерес к моей поездке в Стамбул только рос. — Скажи, ты хоть родственников своей прабабки нашла?
— Пока нет... — ответила я. — Но в русской общине обещали помочь. И кое-что мне все же удалось узнать! — прищурившись, я хитро посмотрела на пенсионерку. — Например то, что моя прабабка, Прасковья Лаврентьевна, родилась в Константинополе в тысяча девятисотом году. Жила в большом двухэтажном доме с родителями и братом Павлом. Отец ее, Лаврентий Валентинович, построил большой дом в пригороде, чтобы держать табун лошадей и стадо верблюдов.
— А для чего ему верблюды? — с интересом посмотрела на меня тетя Фрося.
— Как же! — воскликнула я. — Мясо, молоко, шерсть, купцам давал, у которых поклажи было больше, чем грузовых животных! Со всех сторон от верблюдов одна выгода!
— Значит, не была бедна твоя прабабка! — заключила соседка. — Богачка! Голубых кровей! Это и по тебе видно! Ты, Вероника, в прабабку пошла! Культурная, матом не ругаешься, не сплетничаешь, голоса ни на кого не повысишь, обходительная, добрая, справедливая... — перечислила Ефросинья Кузьминична достоинства и горестно вздохнула. — Тебе бы еще родственников своих найти. Разлетелись, быть может, по всему свету! — предположила она.
— Да… — согласилась я с ней, подумав о том, чего именно так сильно боялась моя прабабушка.
Она умолчала о том, в какой семье родилась, где жила. Моя прабабушка никогда не рассказывала о себе. При советской власти, видно, нельзя было об этом говорить. Даже перед смертью она не обмолвилась о своем происхождении.
— Конечно, через столько лет не так легко отыскать свою родню, — снова заговорила я, — но вся надежда на русскую общину. Ходила в Стамбуле на русское кладбище, видела могилу Лаврентия Валентиновича Журавлева, прадеда моего. Самое интересное скажу! — сделала загадочное лицо и замолчала, наблюдая за реакцией Ефросиньи Кузьминичны.
Она внимательно слушала.
Я снова улыбнулась и выпалила:
— У моего прапрадеда на могиле герб имеется!
— Это что ж значит? —тихонько ахнув, пенсионерка закрыла от удивления рот концом платка. — Никак он из графьев?
— Точно не могу сказать, — пожала я плечами, — но герб запомнила.
— Что же на нем было? — не отпускала меня Ефросинья Кузьминична, решив удовлетворить свое любопытство.
— Ничего особенного! — отозвалась я. — Два ангелочка в воздухе парят и ручками герб держат! Герб к шпилю приделан. А под шпилем крест.
— А на гербе? На гербе что? — в порыве любопытства Ефросинья Кузьминична схватила меня за руку и заглянула в глаза. — Расскажи, не томи мою душу! Интересно же!
Отредактировано: 29.11.2021