***
У отцветающего кустарника очень старая женщина в сером платье. Взгляд ее устремлен вдаль, в низину. Сквозь белесую дымку облаков виден с десяток селений и городок с тонкими нитями улиц и переулков. Желтое солнце ласкает далекий ландшафт, исчезающий у горизонта.
Женщину нельзя назвать старухой — видимо, из-за ее глаз. Они живые, спокойные, мудрые. Они преломляют мир в мельчайших деталях, в них заключены бессчетные будни, радость, боль и любовь к миру. Их глубина невыразима, она уходит к началу времен. В ее облике есть что-то брутальное, извечное, нетленное и фатальное. Она словно живой монумент, на котором лежит незримая пыль веков и тысячелетий.
Недвижимая, как изваяние, она впитывает то, что ее окружает, вслушивается в него.
— Что ж, кажется, пора поджигать листья, — произносит она наконец и берет темные деревянные грабли, стоящие рядом. Сухие веточки и увядшие листья кустов с ломким шорохом стягиваются в одну небольшую кучку. Движения женщины не по годам энергичны, самозабвенны, будто она совершает заведенный от века ритуал, который придает ее существованию смысл, понятный только ей. Изредка она поднимает голову, провожает взглядом стайки птиц, что на взлете теряются в облаках.
— Горе, боль и злобу мира… мимолетных мыслей тлен… радости обманчивой лучи… соберу я в этот день… и развею в горький прах… дымом пряным на ветру… — напевает она в такт шуршанию листьев, струящихся под ногами. Голос ее звучит звонко, лучисто, в нем неотвратимость и уверенность в завершении начатого. Все возникает из того, что я делаю, и все закончится тем, что я сделаю, — словно бы подпевают ей небо, земля и золотистое кружево солнца.
Когда она останавливается, возле кустов образуется внушительная куча жухлой листвы. Глядя на нее, женщина поправляет рукой сбившиеся волосы. Дело сделано.
Она глубоко вдыхает чистый воздух окрестностей. Тишина горнего места окружает ее. Изредка вплетаются щебет птиц и тихие отголоски городской суеты из низины.
— Сегодня дышать станет легче, — произносит женщина и улыбается. Старческое лицо подергивается сеточкой морщин, как панорама далекого городка.
И лишь тогда становится понятно, насколько она древняя, эта женщина — она старше всех родившихся людей и всех домов, когда-либо построенных. Она из тех, к кому трудно применить категорию времени.
Ветерок опять сбивает ее волосы, черные, длинные, без седины, как у молодой девушки. Она их снова поправляет, продолжая задумчиво улыбаться, уйдя куда-то в себя.
Затем достает из кармана коробок со спичками, вертит в пальцах, потом кладет назад.
— Ну вот, формат задан.
Поворачивает голову к дому, что стоит рядом, и чуть громче произносит:
— Твой ход, малыш.
Щелкает пальцами в направлении кучи, и тут же в глубине ее возникает маленький огонек. Женщина ловким движением хватает дымок в кулак. Протягивает руку к долине, разжимает ее и дует.
— Первые летите в лето… дайте знать сведущим… пусть готовы будут в час…
Струйка дыма вонзается в воздух и тут же исчезает.
На мгновение мир пошатывается в светлой ностальгии по всему преходящему, словно мелодия, перешедшая в иную тональность.
***
В комнате за столом сидит молодой человек. Архаика и модерн интерьера создают неувядающий букет разных времен. Ренессанс, классика, лофт и хай-тек переплетены в застывшем мгновении прохлады и тишины. Он зачарован танцем трех желтых бабочек, что порхают над столом. Из приоткрытого окна тянет свежестью и преддверием скорого зноя.
Но вот стройный танец ломает незримое дуновение, пронзающее пространство. Воздушные существа на секунду теряют ритм, словно куда-то проваливаются, и затем пропадают вовсе.
— Ах, бабуля, ты как всегда вовремя, — шепчет молодой человек и включает ноутбук.
Лицо его сосредоточено, глаза хамелеона не отрываются от бледного окна матрицы.
Он открывает папку с двумя картинками. Название первой — «исходник», второй — «формат». На них одинаковые изображения долины в перспективе, — на первый взгляд, без каких-либо отличий. Какое-то время молодой человек всматривается в них, что-то сравнивает, затем расслабляется и довольно произносит:
— Тонкая работа, как всегда.
Он запускает Photoshop и те несколько секунд, пока программа грузится, размышляет о прошлом и настоящем. Еще лет тридцать назад приходилось работать по старинке, думает он. Рисовать исходник вручную, произвольно, используя свое воображение. Любая интерпретация являлась одной из возможных вероятностей, поэтому точность воспроизведения не имела значения. В динамической картине мира эта вероятность в какой-то момент становилась действительностью. Этот момент безошибочно определяла бабуля. Именно тогда «исходник» заменялся «форматом» — практически то же самое, но все-таки…
Photoshop открывается и молодой человек загружает в него «исходник». Потом смотрит в окно. Невозможно понять выражение глаз-хамелеонов, в которых зеркально отражается то, что он видит.
— Прощай, лето.
На «исходник» тут же накладывается изображение «формат», после чего первый слой сразу удаляется в корзину. Все занимает полторы секунды. Дело сделано.
— Чтобы дальше жить... и очистить мир от тлена... пусть живое умирает... возрождаясь в переменах...
Молодой человек сохраняет файл в папку «формат 2020». Откидывается на спинку стула и улыбается, наслаждаясь мгновением.
— Дальше уж ты, папа.
Перед ним снова пляшут желтые бабочки, словно ничего не изменилось. Повинуясь его воле, они выписывают замысловатые фигуры в воздухе, соблюдая сложный ритм плавных переходов и резких вращений.
Эти же бабочки пляшут в его глазах.
***
Отец с утра вышел к Мельнице Эона, что невдалеке от дома. Он стоит у зарослей дикой резеды и полыни, вдыхая аромат подсохших трав. Лениво вращаются лопасти мельницы; жернова времени работают всегда, но их не услышать.
Скоро солнце достигнет зенита, обрушив свой жар на то место, которое под ним. На дома, людей, деревья и бесконечные поля с выжженной травой.