Зарисовка №2. Слух.

Зарисовка №2. Слух.

- Так откуда ты?

- Ты никогда не слышала мой мир, ты не поймешь.

- Я попробую.

Он повернулся к ней боком – обычная поза разговора у келе, но она сразу же развернула его лицо к себе, наблюдая за его безгубым ртом.

- В моем мире… - он говорил четко, хрипловатым механическим голосом, медленно, будто подбирая слова, пытаясь объяснить что-то совершенно иное. Какие он испытывал при этом эмоции понять было невозможно – повязка все также скрывала его глаза, и ей не хватило духу сорвать ее - ... В моем мире, тысячи листьев падают на землю каждую секунду, мешая свою мелодию с мелодией воды, падающей с облаков, и поднимающейся с моря в небеса. На Синетте самый прекрасный восход во Вселенной – два солнца, одно, просыпаясь, и показываясь из-за горизонта, напевает прекраснейшую из мелодий, посвящая ее новому дню, а второе, с более гибким голосом подхватывает ее, и вместе они пускают первые лучи на землю и воды, на траву и камни, они переливчато несутся друг к другу, встречаясь и разбиваясь с лирейным звоном, и вслед за ними, эту мелодию нового дня подхватывает и вся планета. Весь мир поет, и это так прекрасно.

- Как красиво… - Она прикрыла глаза, а потом и вовсе закрыла их ладонями, пытаясь услышать как поет солнце в далеком ей крае. – А мой мир тоже поет?

- Нет. Твоему миру больно, и его песнь больше похожа на плач перемежающийся с воплями отчаяния.

- Но ты же не видишь.

- Я не понимаю, что ты имеешь ввиду.

- Не видишь. Как ты ходишь и не спотыкаешься, пьешь воду, а не пустую кружку и ловко скачешь по скалам?

- Когда я хожу, я слушаю шорохи земли, и она подсказывает мне куда вернее ступить.  Каждый предмет на столе говорит со мной. Вода в кружке, поет с нею в унисон, звоном металла и шумом прибоя, они переплетаются в совершенно уникальную песнь, каждый тянет своим голосом свои собственные слова, простые, позволяющие мне узнать их, и сложные – чтобы я понял, что происходит с ними. Кипяток кричит, холодная вода журчит. У глиняной тарелки голос глухой и хриплый, полный боли – она жалуется, она не понимает где находится. Когда-то давно она была человеком. Каждый камешек, каждая травинка разговаривает со мною, и я просто знаю, что происходит вокруг, рассказывает про свой рост, размер, и сможет ли она меня удержать на себе.

Она с отвращением отодвинула от себя тарелку, поневоле пытаясь прислушаться к чему-то, что находилось далеко за гранью ее возможностей. За окном пели сверчки, переругиваясь с ночными цикадами, но как ни вслушивалась, она больше ничего не услышала. Разочарованный вздох вырвался из ее груди – ей казалось, рядом с этим сказочным существом, стоит только прислушаться, и она услышит как весь мир что-то ободряюще шепчет ей в закрытые уши.

- То есть, ты хочешь сказать, что чайник с тобой разговаривает?

- И чайник тоже, – он согласно сложил ладони.

- Знаешь... – она вздохнула, и налила ему еще чаю. Он сжал самый край, безошибочно определяя где можно притронуться к глине, чтобы не обжечься, и подув на воду, сделал глоток – В моем мире тебя бы посчитали психом.

- Не волнуйся, – злая усмешка на мгновение искривила его губы – В моем мире так тоже считают.

 - Что это значит? Отвечай мне!

 - Ты никогда об этом не спрашивала.

- Сейчас спрашиваю.

- Мой мир не закрыт, и за мною вскоре придут. Но я больше не буду убегать.

- Что ты вообще такое? Кто они такие, зачем им ты? – она вновь сорвалась на крик, заметив как его уши затянуло розоватой полупрозрачной мембраной. «Затыкает уши», поняла она и разозлилась еще больше.

- Мы рабы. В моем мире есть маленький островок, окруженный соленой водою, испещренный сетью подземных пещер, по сути весь остров – это одна большая пещера. Я не знаю, кто или что создает нас, но рождаемся мы только там. Наш вид рождается из земли и скал, из деревьев и воздуха, в маленьком воздушном пузыре, в любой части острова. Однажды просто мы появляемся, и много из понятий, что существа твоего вида принимаю за истину, неясны нам. Но самое главное наше отличие... – он помедлил, словно решаясь, а потом одним движением сорвал ленту со своего лица, и она закричала, зарывая ладонями рот, невольно отступая на несколько шагов – Это.

Она в ужасе смотрела на его лицо. Она почти привыкла, к его безгубому рту, и маленькому, будто карликовая пародией на человеческий – носу, высоким острым ушам, но то, что творилось между ними..

Глаза. Их просто не было. Не было и бровей, идеально ровное пространство между верхней точкой носа и скальпом портили две, словно вырезанные на коже линии, ведущие от края лба и плавно опускающихся острым углом к переносице.

- Ты боишься. – Он вновь завязал повязку, совсем по человечески вздыхая, и сел на лавку. – Твое сердце бьется как бешенное, а кровь толкает адреналин к мозгу. Не бойся, я все тот же. Я не человек, но разве я хоть раз представлял тебе угрозу?

Она сглотнула, медленно отступая к двери, нащупывая рукой сзади ручку. А потом, несколько раз вздохнув, резко развернулась и заперла засов изнутри.

Он улыбнулся.

- Почему они гонятся за тобой?

- Когда-то на острове нас были тысячи тысяч, мы гуляли на воле, слушали рассказы Земли и воздуха, оказываясь за тысячи акров под водой, или над землею, чтобы в полной мере насладиться их звуками, и никогда не знали иной жизни. А потом на остров пришли маги. Они забирали нас тысячами, и увозили в другие берега. Сначала некоторые возвращались, возникая на родных берегах, а потом перестали. Они нашли какое-то средство удерживать нас, и с тех пор больше из нас уходило, чем рождалось. В конце концов нас остались считанные единицы.