Зашитая покойница

-Помню, лет двадцать назад случай со мной один произошёл. - начал Прохор, медленно пережевывая кашу.

Лицо крестьянина озарилось ярким пламенем костра. Я склонился поближе к нему на бревне, приготовившись слушать. Только в этой глубинке мне - молодому любителю русского фольклора, возможно, удастся услышать те истории, что давно были утеряны в блистательном Петербурге.

-Шёл я, значит, мимо Чёртова урочища. - продолжил Прохор. - Это у нас большая такая круглая прогалина посреди чащи, а посередине её яма, по локоть глубиной. Вы-то, столичные господа, про неё-то и не слыхивали. А в деревне нашей говорят, что раньше там церковь ныне сгоревшая стояла, а до неё будто покойников хоронили на куриных ногах – не закапывая, то бишь. По поганому. Сам я на урочище не ходил - место-то гиблое, но некоторые девки решаются там на Купалу гадать. И такое сказывают - будто бы слышали они шаги человечьи, но люди эти на четырёх ногах ходили, видели глаза медвежьи, и чувствовали, как земля под руками горит. В общем - дрянное это место.

И вот иду я мимо урочища, по самой кромочке опушки, по дороге на Решетино. Дело тогда уже к закату шло. И тут слышу - чуй! Кто-то палкой стучит - тук-тук-тук. Вижу - выходит из-за поворота девица - молоденькая, пухленькая - прямо вот невеста. В кичке красной, жемчугом украшенной, понёве расшитой, запанчике беленьком, рубахе плотненькой - красота, а не девка. Идёт - скромница настоящая, руки лебединые сложив. Засмотрелся я на наряд девицы, а как увидел лицо её - похолодел, словно мертвец. Глаза и рот бескровные ниткой черной зашиты были. Ну, думаю, с поганой прогалины вылезла. Отвёл я взгляд от упырицы, перекрестился, вижу - посохом стуча идёт за ней старичок с ноготок ростом и скрюченный весь. В одеждах черных монашеских и с длинной седой бородой, как у деда моего, покойничка, была. И глаза у старика, как у него, бельмами блестели. Начал я молитву читать, чтобы парочку бесовскую прогнать. Старик тогда остановился и стал зубы на меня скалить, над Богом Всевышним насмехаясь. Тут-то я и вспомнил сказ бабки моей. Её колдуньей народ кликал, и, видно, не за просто так. Сказывала она мне в малом детстве сказочку про зашитую покойницу. И что делать надобно при встрече с ней. А иначе заберут меня на урочище, и буду на четырёх ногах с чертями плясать.

-Старик! - крикнул я тогда. - Продай-ка мне покойницу на толкушку!

Бабка говорила, что в её время так невесту в той церкви сгоревший сватали, а ещё до этого так язычники на кладбище женились. Тьфу-тьфу-тьфу на поганых!

Старик улыбнулся мне беззубо, сказал:

-Дашь клок волос свой - отдам.

-Не дам тебе своих волос. - ответил я, помня наказ бабки. - Не хочу у тестя своего в услужении быть. Лучше просто дай мне свою покойницу на житье-бытье. Буду я её любить, словно живую, буду её кормить, буду её под пол каждое утро хоронить. А она для меня работать будет, как жена. - говорю, а сам холодею - как же, думаю, буду я с покойницей жить? Но иначе никак - заберёт меня старик с собой в урочище.

-Будь по-твоему. - сказал старик. -Но прежде сыграю свадьбу тебе и дочке моей.

И не заметил я, как оказался в самой середине ямы той, что посреди проклятого урочища. Чую - покойница меня за руку держит. И руки у неё жёлтые, сухие. Вцепилась, как смерть в чумного.

Стою я ни жив, ни мёртв. Смотрю - нависает надо мной старик, а вокруг него бесы свадьбу празднуют. Безголовый орел прыгает вокруг головы орленка, а тот из него мясо выедает. Поломанный человек скалится на восьмилапого зайца, пьёт из кубка черную дрянь. Кружится вокруг лицо воздушное, страшное, и земля пузыриться там, где оно пролетает. Много чертей ещё других было, да я их уже и не упомню.

Стал старик молитву бесовскую читать. Кончив, подал мне потир с кровью человеческой, сказал пить ради клятвы закрепления. Думаю я, что же - веру христианскую мне предавать. Думал, сдержусь, не поддамся бесам, не сделаю, как бабка говорила. Но взглянул на пляшущих чертей - и не выдержал. Испил крови. Чую - не кровь это вовсе, а вино. Предстало мне все тут в ином свете. Не опасны оказались чудовища - то страх мой был. И тут же, как осознал я это, исчезло все вокруг.

Вижу - стою я у избы своей, а рядом со мной - покойница. Такая вот байка. - закончил рассказывать Прохор.
-А что же дальше? - спросил я в недоумении.
-А что дальше? - удивился Прохор. - Сам посуди, я - до сей поры холост, а дом мой в порядке. Кто-то мне готовит, кто-то убирает, кто-то скотину доит. Уж не знаю, правильно ли это - с покойницей жить, это уж сам суди. А лучше и нежнее мне жены не найти. Ты смотри, - указал мужик в темноту, - вот и моя покойница вышла.
Посмотрел я туда, куда он показывал, и вижу - девушка, в кичке, расшитой понёве да белой рубахе. Стоит - скромница, а глаза и рот у неё зашиты. Смотрел я на неё, смотрел, а потом все смерклось, и очнулся я только на следующий день, лёжа посреди заросшей прогалины с ямой посередке. Уехал тогда из этой деревни и более фольклор не записывал.