Уходящий вдаль поезд постепенно растворялся в темноте.Три красных огня на хвостовом вагоне были ещё видны, но и им через минуту предстояло исчезнуть в ночи.
Ко мне неторопливо подошёл пожилой железнодорожник в форме, с фонарём в руках.
– Опоздали?
Я кивнул.
– Куда вам ехать?
Я назвал.
– В 04:10 будет поезд, – и указал мне на зал ожидания.
В крохотном зале было так же холодно, как и на улице. Голые обшарпанные стены, несколько деревянных скамеек с изогнутыми спинками и стойка с вмонтированным в неё экраном компьютера.
Обшарил глазами помещение, в надежде увидеть хоть какой-то обогреватель. Пусто. Придётся мёрзнуть.
Как я не хотел ехать! Но родные в один голос твердили: «Надо. Не тебе объяснять. Да, покойник…» Тут каждый, кто говорил эти слова, оглядывался по сторонам, словно опасаясь, что могут подслушать. И, убедившись, что посторонних нет, продолжал: «Да, покойник был паскуда ещё тот. Но вспомни, сколько он сделал для нас. А характер… Бог ему судья. Поезжай, покрутись между родственниками. Покажи, что мы их не забыли».
Сутки туда, сутки назад – и всё ради нескольких часов, в которые мне предстояло изображать скорбь и уныние, выдавливать из себя банальные слова сочувствияи перечислять те благодеяния, которыми усопший осчастливил нашу семью.
Я ехал против своего желания, и, наверное, из-за этого с первых же часов всё пошло наперекосяк. Я хотел ехать на машине, но жена была категорична: четыреста километров туда, а спустя несколько часов те же четыреста назад – это чересчур. Общественным транспортом дешевле и комфортней. Быстро отыскали подходящий вариант. На автобусе до станции Росаль, а там сесть на проходящий поезд.
Через Росаль за день проходили всего четыре автобуса, я выбрал последний, который прибывал туда за двадцать минут до поезда.
Я не хотел ехать, и судьба пыталась подыграть мне. Автобус попал в пробку, и поезд покинул станцию ровно за минуту до того, как я выскочил на перрон.
Ах, если бы похороны были назначены на утро! Я бы с чистой совестью отправился назад. Звонок жене, и она через пару часов примчалась бы за мной на станцию. Но похороны были назначены на три часа дня, и я успевал на них четырёхчасовым поездом.
Достал сигареты и вышел на пристанционную площадь покурить.
От станции тремя лучами отходили улицы посёлка. Лёгкий снежок, выпавший накануне, прикрыл деревенское неустройство кружевным покрывалом, и теперь в свете фонарей посёлок выглядел олицетворением спокойствия и уюта.
На противоположной стороне площади выделялось длинное деревянное здание, с одной стороны украшенное вывеской «Почта», а с другой – «Кафе». Три окна в правой части здания, которые относились к кафе, светились мягким жёлтым светом.
Желудок тут же напомнил о себе – последний раз я ел в полдень, а сейчас уже половина десятого вечера. Смял сигарету и направился через площадь к призывному свету окон. После холодной и сырой улицы кафе дохнуло на меня теплом и уютом, и ещё чем-то до боли знакомым и щемящим. Я осмотрелся.
Пара небольших столиков, у одного из них два простых пластиковых стула, у другого – три. На окнах скромные оранжевые шторы. Прямо напротив входа пустой холодильник-витрина. Правее холодильника-витрины стол с кассовым аппаратом, а далее – другой, с кофеваркой, микроволновкой и прочей кухонной техникой.
Чуть в глубине я увидел хозяйку этого заведения – неопределённого возраста женщину, немного полную, с массивным прямоугольным подбородком, из-за чего её лицо слегка напоминало грушу. Соломенного цвета волосы были собраны в пучок. При моём появлении она оторвала голову от бывшего у нее в руках планшета и вопросительно посмотрела на меня.
– Вам чего?
Не знаю, чего было больше в её вопросе – удивления или недоумения.
– Поесть, - сказал я, с тоской глядя на пустую витрину.
– Поесть? – она удивилась ещё больше. Наверное, такое же удивление было бы у кассира автовокзала, если бы я вместо билета попросил тарелку супа.– Сейчас посмотрю.
Она встала, положила на стол планшет и, повернувшись к большому белому холодильнику, стоявшему в углу,открыла массивную дверцу.
Я увидел пустые полки. Лишь на дверце, тесно прижавшись друг к другу, стояли бутылки с пивом.
Казалось, хозяйка была озадачена явившейся ей пустотой не менее меня. Закрыла холодильник и уставилась в потолок, словно там были указания, что где искать.
– Яичницу будете? – с сомнением в голосе спросила она. Словно подсказывала: не создавай проблем, откажись. Но я кивнул – буду.
Она вздохнула и отправилась в подсобку. Вернулась минут через пять, гордо неся в руках две консервные банки.
– Яиц не оказалось, – с ходу объявила она. Вот, нашла две консервы.
Она поставила их на стол подле кассы, чтобы я мог полюбоваться находкой. Филе цыплёнка с рисом. Я уже хотел было кивнуть – разогревайте, но что-то заставило меня перевернуть банку и посмотреть на дату.
В строке «Использовать до…» была оттеснена дата – февраль прошлого года. Я повернул банку так, чтобы хозяйка кафе могла полюбоваться тем, что она мне предлагает.