Здесь могут водиться фейри

Пролог

– А-а-а, – простонала Кинния, когда ее невероятных размеров живот шевельнулся.

– Больше ждать нельзя, – проскрипела старая рабыня. – Надо звать друида. Пусть режет!

– Нет, не надо друида, я сама… – прохрипела Кинния и зажмурилась от боли. Ее прекрасное лицо бледнело на фоне алых простыней. Огонь ритуальных свечей отражался в капельках пота, бисеринками рассыпанных по коже.

– Дыхание, – посоветовала Риннон. – Дыхание должно быть ровным, глубоким.

Старуха скривила рот.

– О-о-ох… – сорвался с бескровных губ очередной стон.

– Дыхание.

Наконец волна боли схлынула. Дыхание выровнялось. Обеспокоенный взгляд Риннон покинул мучающуюся дочь и метнулся к пейзажу за окном. Искрящаяся белизна слепила, снежное одеяло сравняло деревянные дороги, поля и холмы.

Пшеница вымерзнет…

                Риннон не сразу разглядела белоснежные одежды верховного жреца на фоне снега, но быстро поняла, что тот затевает. Пятеро рабов катили гигантскую ритуальную бочку, еще трое волокли жерди для возведения Плетеного человека.

Только не это… Какой бы страшной ни была зима, северный ветер уже покинул земли велгов. Кабан, корова и мешок зерна вполне задобрят богов.

– Она не справится сама! – повторила старуха, сморщенная как высохшая слива. Ее узкие глаза прятались средь многочисленных морщин, отчего она казалась слепой.

Взгляд Риннон взлетел к Священным горам, укололся о белые пики, сполз к подножию и вновь вернулся в богато убранную круглую комнату.

– И я не вижу другого выхода, – поддержала она рабыню и плотнее закуталась в шкуру королевского барса.

– Не-е-ет! – истошно завопила Кинния, безуспешно пытаясь поймать порхающий материнский взгляд. Чуть приподнялась и снова опустила затылок на потемневшую от пота подушку. Риннон спешно приблизилась к ложу, уверенно подхватила дочь за предплечье и помогла перевернуться на бок.

– Вот-вот зайдет третье солнце, – напомнила старуха, монотонно раскачиваясь на кованой лавке, – дальше ждать слишком опасно. Оно сломает ей кости. Оно убьет ее. Надо звать друида.

– Нет! – изо всех сил закричала Кинния, но из обессиленного тела вырвался всего лишь еле различимый шелест, – Я сама… Я сумею…

– Это ненормально. Ребенок не может быть таким большим. Даже, если бы она носила тройню, живот бы так не раздуло, – сказала Риннон.

– Нет, я справлюсь! Я рожу, – упрямо прохрипела будущая королева. Тонкие почти прозрачные кисти легли на живот – волна прокатилась от желудка к бедрам. Стиснув зубы, она процедила. – Я уже люблю его.

– Значит, ты любишь чудовище! – не выдержала Риннон. – Как ты объяснишь Ангусу произошедшее? Если тебя не убьет младенец, значит, ты погибнешь от руки мужа! Или еще того хуже: он вернет тебя и все твое приданое до последнего медяка в Серый замок. Ты знаешь, что это значит? Война! Лиин горяч и заносчив, он не стерпит такой обиды. Твой брат захочет отомстить. А ведь алые и так сеют смуту среди велгов. Диаронги мечтают о наших плодородных землях. ТЫ – наша надежда. Ты должна объединить нас пред общим врагом. Ты должна стать верховной королевой!

Старуха вжалась в стену. Лицевые складки чуть расправились – и крохотные бесцветные глазки полыхнули возмущением – мол, где это видано, чтобы кто-то, пусть даже мать, посмел обращаться к невесте короля без пролагателя?

Кинния зашлась в немом вопле. Риннон бросилась к низкому бронзовому столику, подхватила дымящуюся чашу. Рабыня отлипла от холодного камня, и, вспомнив о приказе, забормотала молитву, продолжив растирать в ступке травы.

– Выпей… Вот так, осторожно. – Этикет рассыпался в прах, но ни мать, ни дочь это не волновало. – Дыши. Глубже. Реже. Вот так. Хорошо. Дыши.

                По краям золотой чаши сверкали крохотные рубины, бока оплетала омела с ягодами из эмали. Священные растение и камни должны были усилить действие зелья, но боль только нарастала – роженица впилась ногтями в руку матери.

– Кинния, ты не сможешь родить сама. Твои бедра слишком узки. Плод разорвет тебя.

– Мое тело просто приспосабливается к тому, чтобы ребенок целым и невредимым вышел на свет, смог увидеть, как пики Священных гор царапают небеса, как тонкорунные облака кутают светило. Все будет хорошо. Это настоящее чудо, мама. Богини-Матери не оставят меня, – прошептала она пересохшими губами. Еще неделю назад в них жила красота, о которой слышали даже в пустынях, где ветер ткет барханы, а по крышам барабанит песчаная крупа – сейчас же их дивная рябиновая краска иссякла. Да всю непревзойденную прелесть будущей королевы словно высосали. И не нужно было вопрошать богов, кто именно.

                Риннон искоса глянула на необъятный живот:

– Даже если богини-Матери помогут тебе, что ты скажешь Ангусу?

– Я найду нужные слова, – простонала Кинния, – найду.

                В дверь постучали. Старуха испуганно уставилась на Риннон, но та не повела и бровью. Задернула полог над кроватью и приоткрыла толстую дубовую створу с золоченой каймой. В образовавшуюся щель тут же просунулось два длинных носа – служанки будто через воздух пытались уловить суть происходящего.

– Принесли? – сухо уточнила Риннон.

– Да, госпожа.