Зеркало души. Часть Вторая

Глава 1.

К почте я подходила со сжатым сердцем. Всё внутри тряслось от напряжения – будет ли письмо!

Одноэтажное зданьице с синим ящиком на передней створке двери и было почтовым отделением. Быстро взбежав по лестнице, вошла в полумрак помещения. Там была толчея из наших студентов. Всем нужно было срочно отправить или получить. Я встала в очередь, прижав к груди паспорт. Вскоре передо мной оказалось бледное лицо немолодой женщины в круглых очках с уставшими глазами.

- Валентине Малышевой. До востребования. – Протянула я ей свой документ.

Та взяла, мельком глянула и придвинула продолговатый ящичек с письмами. Пробежав пальцами по верхушкам, остановилась, скосила глаза на мой паспорт, сверяясь, и вытащила письмо. Вложив в документ, протянула и негромко сказала:

- Следующий!

Я подхватила и бросилась к окну. Письмо было от Глаши. Быстро вскрыла и пробежала глазами, выискивая известие о генерале. Увидела строчку, что с ним всё в порядке, резко выдохнула, зажмурилась, и начала читать уже медленно. Глаша писала, что скучает, что считает дни моего возвращения.

- Варенья наварила. Твое тоже и получилось очень даже ничего. – Писала она корявым почерком малограмотной женщины. – А Сергей Витальич позвонил в этот же день и очень огорчался, что не успел до того, как ты уехала. Всё расспросил: как себя чувствовала, что говорила, как отправила. Я ему всё и обсказала, что ты огорчалась, даже плакала, что не позвонил, что собрала, как приказывали, что уже получила письмо с адресом и записку для вас. Он приказал не читать, а положить на стол, мол, Иваныч приедет и заберет. Про себя сказал, что остается еще до конца месяца, так как идут испытания, и он не сможет приехать, а письмо сам напишет тебе. Так что жди.

Я читала её каракули, и слезы умиления катились по щекам. Только здесь я поняла, как они стали мне дороги и как по ним скучаю. Купив конверт, тут же коротко ответила на письмо и бросила в почтовый ящик, а Глашино положила во внутренний карман куртки. Теперь на лице моем было спокойствие и улыбка.

Маша, которая искала меня, подбежала с вопросом:

- Ну, как?

- Все хорошо! – кивнула я. – Все просто замечательно, подруга!

И закружила её вокруг себя, схватив за плечи. Она засмеялась вместе со мной, и подхватив друг друга под локти, мы побежали по дороге прямиком в сельпо, большой магазин, состоящий из нескольких отделов: продовольственных товаров, промышленных и хозтоваров. Два часа мы провели в стенах этого образчика послевоенного строительства. Высокое крыльцо, стеклянные витрины и улыбчивые продавщицы. Наша студенческая братия тоже здесь была, сметая шумливой волной с прилавка пряники и печенье, вафли и лимонад, конфеты, шоколад и даже сахар. Девчонки стремилась накупить побольше сладкого, а ребята покупали папиросы и вино. Во время работы не разрешалось пить, но сейчас был законный выходной и поэтому решили оторваться по полной. Некоторые уже были навеселе и громко переговаривались. Их молодые мордахи раскраснелись, а глаза сияли весельем.

- Ну, будут сегодня дела в поселке! – Почему-то подумала я, глядя, как они шумной гурьбой вываливаются из магазина. – Как бы не столкнулись с местными парнями.

Я поделилась с Машей своими наблюдениями, на что она мне сказала, что своих предупредила и строго спросит. И спросит обязательно! Её побаивались и не хотели связываться, после одного инцидента, когда она выговорила парню не из нашей группы, но сейчас работавшему с нами, что распускать руки, последнее дело. Он как-то попытался прижать за углом вагончика нашу бледную «немочь» Лену, к которой все относились с жалостью и помогали ей, как могли и в быту и в работе на полях. Она была хилой, бледной и малосильной. Норму не выполняла и от этого страдала и плакала. Мы как могли, успокаивали её и помогали. Она же была ко всем открыта и щедра, могла отдать последнюю рубашку, как говорится. Этот срамнИк пожелал задрать ей платье, пользуясь её наивом. Маша мельком увидела вялое сопротивление девушки и её сморщенное от страдания лицо. Оторвала «охальника» от девушки и врезала ему в нос со всей силой. Её крепкая фигура и твердый кулак сделали свое дело и с тех пор мальчишки стали её побаиваться, а Лена сделалась её тенью, не отходила ни на шаг. Вот и сейчас она бегом спускалась со ступеней магазина, неся в авоське три бутылки лимонада, кружок колбасы и булку хлеба. Мы примостились на скамейке недалеко и принялись перекусывать. Обеда-то не было, и поесть негде. Все так и делали. То здесь, то там мы видели группки ребят торопливо поедающих купленные продукты. Разделив кружок колбасы на три части, и открыв бутылки с ситро, мы смеялись, перемалывая косточки всему, а попросту сплетничали.

Подошли наши девчонки, позвали в местную баню. Дружной гурьбой побежали её искать и нашли по скоплению студентов нашего курса, что работали в других бригадах. У них-то и узнали, что те были на капусте и на свекле. Я даже рассмеялась, когда услышала:

- Прямо хоть борщ вари!

Девчонки, что стояли рядом, услышав мою реплику, тоже захохотали. Так и прозвали наш отряд «борщевиками» с моей подачи, как узнали потом, уже в институте.

Баня была по-советски стандартной, какой читала и видела в кино: каменное здание, одноэтажное, с прихожей и кассой, с разделами на мужскую и женскую половину. Уже по приходу запахло влагой и мылом. Почему-то хозяйственным. Или мне так показалось? Мы не платили, это входило в оплату за работу, и сразу вошли в предбанник. Там находились кабинки, где можно было раздеться, и стояли длинные лавки. Уже пахло основательно общественной баней, и было жарко. Сложив вещи, прихватили заранее заготовленные мылки-мочалки и вошли в саму моечную. Она была приличной в объеме: высокие потолки, небольшие окна под самой крышей, в середине лавки из темной от воды древесины и по окружности такие же с кранами в стене и оцинкованными тазами с ручками. В углу душ. В зале было гулко от голосов, стуков тазов и тугих струй воды. Под ногами каменный пол со сливами.