Зерно

Зерно

Мальчик девочку полюбил,

Папа маму легко задушил,

Мама папу загрызла зубами,

Всем пиз*ец. Солнце светит над нами.

Девочка мальчика заценила,

Пригляделась к мальчику, как он возится с котятами, полюбила,

Отдалась ему, скорее со страху

Доверила ему нести укорот и наваху.

Мамы с папами озверели,

Дети от них убежать захотели,

Убежали, нашли двухэтажный дом,

Повесили новые шторки, мебель купили, ковры постелили, застеклили разбитые окна, запустили ветрогенератор, теперь с холодильником и стиральной машиной вышли на новый уровень и стали жить-поживать.

Вдвоем.

Девочка родила малыша и малышку,

Мальчик много читает и пишет детскую книжку,

Малыши учатся ходить и не любят школу,

Умеют мочить зомби – те взрываются по приколу.

В общем, ко всем пришло окончательно счастье,

Магия чувств.

Девочки теперь не стареют.

А у мальчиков есть дела по субботам.

- Ну-с, начнем-с...

Торжественно и несколько предвкушающе провозгласил Иван Никифорович, подвязывая узорчатую салфетку к мощной вые. Тут же, он взял в руки инструменты и, словно дирижер перед началом увертюры, с любопытством осмотрел почтенную публику из собранного по случаю оркестра. Инструменты весело блестели, зависнув в некотором недоумении над столом, а из супницы, торжественно выставленной на середину стола, парило и возбужденно вилось, закручиваясь в штопор и взлетая под потолок.

- Дорогой вы наш, Иван Никифорович...

- Преамбулу, давайте пропустим, Афиноген Степанович, дело надо делать, дело. Да-с.

- Позвольте-с, - стал настаивать Афиноген, но смягчился. - Я коротенько.

Иван Никифорович милостиво кивнул и проиграл своими инструментами пару тактов из венской польки.

- Все вы знаете, как я люблю этого человека. Компреневу?

Сидящие за столом люди шумно вдыхали аромат, сглатывали слюну и гипнотизировали хрустальный графинчик с пробкой. Графинчик сиял хрусталью и обильно потел. Именно что потел. И поэтому сидящие за столом ответили в разнобой, несогласованно, но утвердительно. Убедившись, что все присутствующие согласны с только что высказанным и не согласных нет, Афиноген мягко улыбнулся и продолжил:

- Да-с. Люблю. Мне тут рассказали одну прелюбопытную историю... Представьте себе, помер один, первой гильдии, купец. Почил, так сказать, в бозе. А как завещание-то открылось, выяснилось, что сыну своему единокровному купец ничего не оставил. Дулю с маком ему!

Для наглядности, Афиноген скрутил из крепкой волосатой руки дулю и продемонстрировал ее всем желающим. Желающие посмеялись, но несколько принужденно.

- Но сынок его, купца этого, оказался не лыком шит, с норовом оказался, г*внюк. Выписал из Петерсбурха, из лучшей ресторации поваров и сварил своего папеньку в бульон с клетцками.

Народ покосился на парящую супницу, кое-кого явственно передернуло, один отчего-то побледнел и прижал платочек богато вышитым вензелем ко рту.

- Наделали колобас рубленных, котлеток наготовили с укропчиком, холодца разлили по горшочкам тьму-тьмущую. Каково, а?

Все присутствующие знали, каким, прости господи, злопамятным бывает уважаемый Афиноген, потому и прореагировали соответствующе, правильно прореагировали. Отчего-то всем дружненько захотелось горячего шоколада с корицей и имбирем, или, на худой конец, какава, но тоже, обязательно горячего.

- Ну и вот. Собрал он всех знакомых и товарищей своего папахена, пригласил на помин души всех значимых людей города, набрал голытьбы подзаборной для ровного счета и устроил пир на весь мир. И знаете что-с? Сожрали купца первой гильдии. Сожрали-с. И косточки обгладали. А? Какаво?! Так давайте же дружно поздравим нашего юбиляра. Поздравляем вас, Иван Никифорович. Долгия лета. Долгия лета. Дол-ги-я Ле-та.

Юбиляр сидел и ворочался выей в салфетке. Цвет лица медленно наливался свекольником. Бережно, аккуратно, Иван Никифорович положил на стол нож и вилку, посмотрел исподлобья на скандирующих здравицу гостей, несколько секунд его губы шевелились, беззвучно и энергично. Затем, словно мысленно трижды сплюнув, юбиляр встал из-за стола, упер в стол кулаки и рявкнул куда-то за спину:

- Авдотья!!!

- Что, батюшка?

- Стакан принеси, - коротко приказал Иван Никифорович.

Гости заткнулись. Повисла пауза, во время которой одинокая половозрелая муха отчаянно жужжала, пытаясь вырваться из паучьих тенет в углу, а более ничего не происходило. Затем принесли стакан.

Иван Никифорович взял графин, снял пробку, налил в стакан до краёв, воткнул пробку глубоко в графин, со звоном воткнул, а затем единым махом маханув содержимое стакана, с силой выдохнул и в сердцах бросил в сторону всех гостей разом:

- Да, чтоб вас всех... - и добавил в сторону Авдотьи, - огурцов принеси и не режь их... целыми подай...

Пока Авдотья бегала за огурцами, Иван Никифорович маханул еще раз, а как принесли огурчиков, стал поедать их: смачно, с хрустом откусывая большие куски, яростно разжевывая и поглядывая со значением на гостей дурными захмелевшими глазами.

- Вот так, - ни к кому конкретно не обращаясь, проговорил он.

- Вот так, - повторил задумчиво и в полный голос.

- Так вот... – тихо пробормотал и замолчал.

Тишина стояла мертвая, хрустящая как битое стекло под ногами. Из раскрытого судка парило заморским супчиком с ласточкиными гнездовьями и терпко пахло малосольными огурцами с хреном.

- Ссс... сц... спс.. спа-си-бо. Чтоб вам... разом… и за всё хорошее…

Праздник оказался испорчен. Гости разбежались засветло, скомкано попрощались и быстро-быстро отбыли восвояси. Вечерело.

Иван Никифорович вышел на крыльцо, с удовольствием почесал правой рукой в паху, потом двумя руками там же, но уже со стороны спины. А потом вспомнил, как Афиноген, так его растак, единственный из всех, от души наяривая холодец, аккуратно намазывал каждый дрожащий кусочек горчичкой, перед тем как отправить его в рот и разжевать, блаженно прищурившись и пофыркивая от удовольствия. Скотина…