Жар

Жар

Отца у меня не было. Дед был.

У деда тоже отца не было. Погиб в августе сорок первого. Ушел на фронт в июле, а через три недели похоронка пришла. Только одна фотография и осталась.

Сидели мы в бане на полке. Жарко было, словно кто-то солнце в парную затащил, усадил его в таз. Я лицо ледяной водой из ковша умывал, терпел, но выйти не решался – ждал очередную историю от деда. Он любил случаи из жизни рассказывать. А я обожал их слушать.

То расскажет, как в двенадцать лет на тракторе тонул; то как зимой на лесоповале волков боялся. Никаких приукрашиваний. Всё за правду.

«Мы и арбузы воровали. Бежал с двумя сразу. Бросить бы их, но жалко. Вот в спину солью и получил. Долго потом в реке с пацанами отсыхали. Щипало всё, болело. Мать узнала, и сверху ремнем настучала».

Баня у нас была из сруба. Дед сам строил. Там, когда никто не парился, своя жизнь кипела: паук-рыбак рыболовные сети натягивал, осы долгострой зачинали, мухи и комары прописку оформить хотели. Стоило затопить – так все на воздух. Не мне же одному жарко.

Я сидел в углу, руками обхватив ноги, рассматривал бревно. Из него появилась капелька смолы янтарного цвета. На вид точно расплавленный сахар в ложке. Капля увеличивалась, а когда стала размером с бусину, сорвалась вниз.

– Хорошо протопили. Смотри, даже бревно парится! – сказал дед, внимательно наблюдая вместе со мной. – Пошли подышим в предбанник.

Приоткрыли дверь. Прохлада. Отдышались, и дед начал рассказ:

– Брат мой – твой дед Коля, еще «черней» топил. Уши в трубочку сворачивались, глазам жарко было. Когда последний раз с ним парился, я каждую минуту в огород выбегал. Он в Мелекесс с фронта в мае сорок третьего на две недели вернулся. После ранения. Подарил мне шоколадный мотоцикл размером с ладонь. Вот такой! – дед провел ребром правой руки по запястью левой, показав размер. – В серебристой фольге. Красивенный! Мать моя разозлилась и сказала: «Ты бы лучше ему показал, как курам головы рубить. Пользы бы больше было!» А Коля ей: «Пусть играет. Успеет еще топором намахаться. Много ума там не надо. Нечего детство так кончать!»

Я вдыхал новую историю каждой порой – одно большое ухо.

– Игрушек-то никаких не было. То с картошкой играешь, то из дерева пистолет сделаешь. А тут настоящий мотоцикл. Еще и шоколадный. Я сначала сам им играл, но потом… Знаешь, как бывает, когда у тебя есть то, чего нет у других?
– Как? – спросил я, посмотрев на деда.

– Сначала никому не хочется говорить, а потом всему миру показать охота. Даже не похвастаться, просто поделиться!

Дед рассказал, что перед тем, как продемонстрировать подарок брата, немного отколупал фольги, прикоснулся языком к темно-коричневому шоколаду. Сладко, вкусно, но есть страшно. Страшно так, что нельзя. Запечатал обратно и вынес во двор. Сначала никому играть не давал.

«Только в моих руках! Глазами смотри, а не руками!» – говорил он дворовым пацанам. Со всех бараков сбежались.

Коля на фронт вернулся, а дед день и ночь с мотоциклом возился. Сколько километров он на нем проехал, сколько городов посмотрел, а всё съесть не решался.

«Брат врага победит, так мы на нем до Ульяновска поедем!» – гордо заявлял он мальчишкам.

Заигрался так, что однажды в баню взял. Поставил на подоконник в парной и мыться принялся. Мыло в глаза попало. Щипало сильно, минут пять дед не мог веки разлепить, а когда глаза открыл… Нет мотоцикла!

– Коричневая лужа и фольга. Шоколад на пол капал. Я давай слизывать вместе с мыльной водой, вместе с дохлыми сухими комарами, паутиной. Это же подарок, а я с ним так! – грустно сказал дед, прикрыв дверь в баню. – Языком орудовал, как лопатой, аж натер. В слезах домылся и ушел. Мать пошла. Когда она в дом вернулась, я про фольгу вспомнил. Снова в баню помчался. Захожу, нет на подоконнике. «Чего ревешь?» – спросила мать, а я ей: «Где фольга? Тоже от жара расплавилась?» Мать сначала не поняла. Поставила ведро с водой и ответила: «Так я ее в шар скатала и в печку бросила. Нечего мусорить! – затрещину мне влепила, чтобы сопли не распускал. – Воду-то забыли в дом натаскать, сейчас опять вспотеем. Дрова на мытье только зря переводим. Впереди зима».

Дед тяжело вздохнул.

– Сколько я потом не пытался из дерева мотоцикл выстрогать, всё не получалось. Доделаю, а он кривой. Еще один, а он всё равно из деревяшки, а не шоколада.

– А пацаны во дворе?

– Кто постарше, те смеялись. Малышне тоже жалко было. А потом кто-то пугач сделал. Им играть стали! – ответил дед. – Ладно, пошли дальше париться. Замерзли уже.

Пар. Жар. Тазики. Я деда из ведра полью, он меня с ног до головы окатит. Потом в полотенцах до домика, а там мама и бабушка пирожки с щавелем готовят…

Дед Коля погиб зимой 1943-го.

<июль 24-го>