Саня лежал в больничной палате такой же бледный, как стены и постельное бельё. У него несколько дней была такая высокая температура, что он всё видел как сквозь сито. Теперь же температура спала, но чувствовал он себя, мягко говоря, неважно.
Салтыков и Дима Негодяев вышли из дома и направились к нему в больницу. От весеннего воздуха у Димы, давно не выходившего на улицу, даже голова закружилась.
— Салтыков, иди помедленнее, ты так летаешь, что я за тобой не успеваю, — сказал он.
— Так мы и до завтра с тобой не дойдём, — ответил Салтыков, оглядываясь на приятеля, — Слышь, ты чё такой бледный-то, как полотно! Тебе, Димас, гематоген надо жрать.
— А тебе курить надо бросать, — съязвил Негодяев, — Ты уже себе все лёгкие прокурил, и дым скоро из ушей полезет.
— Что правда, то правда, — засмеялся Салтыков, — Больше двух дней не могу выдержать без сигарет, хоть умри!
— Кстати, Мишаня звонил, спрашивал, на какое число мы в Питер поедем.
— Ну, давай на пятнадцатое июля.
— Я, честно говоря, даже не знаю… Пока рано планировать, всё зависит от того, как диплом...
— Ой, Димас, ну опять ты! — Салтыков досадливо поморщился, — Никуда твой диплом от тебя не денется — не может же быть пять лет обучения коту под хвост! Я дак даже не парюсь по этому поводу.
— Конечно, ты не паришься...
— Ну дак чё, берём билеты на пятнадцатое? Олива как раз тоже будет.
— Салтыков, вот объясни мне: нахрена ты её позвал? В Питере девчонок, что ли, нет?
— Ой, Негодяев, Негодяев… — картинно вздохнул Салтыков, — Всё-то до тебя доходит, как до жирафа.
Тем временем парни уже прошли больничный двор и, сунув охраннику внизу сто рублей, поднялись на третий этаж в палату к Сане Негодяеву.
— Здорово, Саня! Ну, как ты? — громко, нарушая тишину больничной палаты, спросил Салтыков.
— Да так себе… — вяло ответил Саня.
— Температура прошла уже? Как чувствуешь себя?
— Ну, так… Слабость есть, конечно.
— Ты давай, поправляйся! Чтоб через неделю уже бегал как огурчик!
Саня слабо улыбнулся. Всё-таки умел Салтыков расположить к себе людей.
Вечером этого же дня Салтыков, как обычно, переписывался с Оливой. Они всегда находили, о чём поговорить, и их беседы каждый раз затягивались за полночь. Говорили они обо всём: о друзьях, об общих знакомых, о политике, об учёбе, о самих себе. То ржали над чем-нибудь, то строили планы на это лето, предвкушали, как в Питере будут тусоваться всей компанией, а из Питера поедут в Москву, а из Москвы на юга, а потом в Архангельск… Развлечениям не будет конца! Они будут днём ездить и смотреть всякие достопримечательности в Питере и Москве, на юге купаться в море и загорать на пляже, а ночью ходить по клубам, пить пиво, играть в бильярд, короче — отжигать на полную катушку.
Олива, конечно, ещё очень переживала по поводу ухода Даниила к Никки. Она ненавидела их обоих в равной степени: Даниила за то, что предал её, Никки — за то, что она, как казалось Оливе, хитростью расставила сети и поймала в них Даниила. Олива считала Салтыкова своим лучшим другом, ей было очень приятно и интересно общаться с ним, и, конечно, она поделилась с ним своими переживаниями. Однако реакция Салтыкова была весьма своеобразной.
— Ну-у, блин, нашла о ком слёзы лить! Тоже мне, колдун-пердун. Видел я его тут на улице — шёл и еблом вращал, гы-гы! Наверно, драконов высматривал...
— Ну ты скажешь тоже! — фыркнула Олива. Её рассмешила фраза Салтыкова.
В другой раз, среди ночи, Оливу разбудила его смска:
— Олива, ты спишь или нет? Срочно включай REN-TV: там один мужик надел себе на член стальную гайку! Интересно, Сорокдвантеллер себе на член что-нибудь надевает или нет?
«Придурок...» — подумала Олива и расхохоталась.
А Даниил всё-таки объявился. Объявился он именно тогда, когда Олива меньше всего о нём думала, вернее, смотрела на него уже другими глазами — глазами Салтыкова, а не влюблённой девушки.
— Здравствуй, — написал он ей в мейл-агент.
— Что тебе надо? — ответила Олива.
— Ты успокоилась?
— Я не понимаю, какого хрена ты мне пишешь после всего, что произошло...
— А что произошло? Ничего непредвиденного я не заметил, — сказал Даниил.
— Это всё, что ты хотел мне сказать?
— Смотря что ты хотела услышать.
— Я уже ничего не хочу услышать, по крайней мере, от тебя.
— Тем лучше, по крайней мере, ничто не будет мешать нормальному общению.
— Я не собираюсь с тобой общаться, — сказала Олива.
— Пока что это у тебя плохо получается.
— Знаешь что, хватит. Меня эти нюансы больше не интересуют, — жёстко обрубила она, — Ты мне в душу насрал, я тебе никогда этого не прощу. И больше не собираюсь иметь с тобой ничего общего.
— Я тебе не давал никаких обещаний, — сказал Даниил, — Кроме того, это самый лучший из вариантов, который можно было выбрать.
— Вот как?
— Или, может, ты хотела, чтобы всё кончилось, когда зашло бы порядком дальше?
— Ты так хотел, чтобы всё кончилось? — не без ехидства произнесла Олива, — Что ж. Ты добился своего.
— Не надо меня интерпретировать. Пожалуйста.
Олива промолчала.
— Тебе не кажется, что ты идёшь по замкнутому кругу? — прервал молчание он.
— Кажется. Но тебя это не касается.
— Я могу помочь тебе, только если ты сама захочешь выйти из ситуации, но если не хочешь помощи, то прочти книги Курпатов — Самые дорогие иллюзии, Ричард Бах — Иллюзии, Паоло Коэльо – Алхимик, Анхель Де Куатье — Схимник. Тогда, по крайней мере, ты сможешь с людьми говорить так, чтобы тебя поняли.
— Знаешь что?! — вскипела Олива, — Пошёл в жопу!!! Понял?! Засунь себе свои книжки знаешь куда… Иди вон, своей дуре Нике помогай — она в этом больше нуждается, а я уж как-нибудь без помощи сопливых обойдусь.