В комнате, которую сняли Салтыков с Оливой, было изначально две кровати. Но, когда они, распрощавшись с Майклом, пришли ночевать в свою общагу, второй кровати в номере уже почему-то не было.
— Не понял?.. — по-пацански сказала Олива, как вкопанная остановившись на пороге, — А где вторая кровать?
— А, ну да, я забыл тебе сказать, — спохватился Салтыков, — Мне Яков звонил. Сказал, что приехали трое постояльцев, и им нужна дополнительная койка.
— А мы-то здесь при чём? Им койка нужна, а нам нет, что ли? — проворчала Олива.
— Да ладно, чё. Одну-то ночь как-нибудь переночуем, — успокоил её Салтыков, стеля постель и перебивая подушки. — Ты где ляжешь: с краю или у стенки?
— Я, вообще-то, всегда с краю сплю. Хотя мне без разницы, можно и у стенки, – Олива вытащила из чемодана пижаму и мыльно-рыльные принадлежности, – Ты стели, а я пока в душ схожу.
В тесной душевой, что находилась в конце коридора, почему-то не оказалось горячей воды. Олива кое-как подмылась, вычистила зубы и, переменив бельё, надела пижаму. Вроде всё. Но Олива почему-то ещё медлила в душевой, хотя и не собиралась мыться в холодной воде. Она завернула в целлофановый пакет зубную щётку и пасту, сунула туда же мыло. И тут ей на глаза попался маленький флакончик одеколона с феромонами — тот самый, что дарила ей Яна накануне зимней поездки в Архангельск.
Между тем, пока Олива находилась в душе, Салтыков времени не терял. Едва только она вышла из комнаты, он, как будто только и ждал этого момента, тут же в два оборота замкнул дверь ключом; воровато оглядываясь, одним прыжком кинулся к Оливиному рюкзаку, и, распатронив его, начал лихорадочно что-то в нём отыскивать.
— Блядь! Ну где же он?! — шёпотом выругался Салтыков, стараясь, однако, оставить Оливины вещи в рюкзаке в том же положении, в каком они были, чтобы она ничего не заподозрила. Но нужная ему вещь, как назло, никак не находилась, и, психанув, Салтыков просто вывалил всё содержимое Оливиного рюкзака на постель.
— Так, это всё не то… Тряпки… косметика… опять тряпки… — бормотал он себе под нос, — А это что? Пудра!.. Тьфу, ёпт, и откуда у тёлок всегда столько барахла берётся?..
Хоть дверь и была предусмотрительно заперта, Салтыков стремался каждого шороха. Сердце его учащённо билось от страха и волнения, лицо от прилившей к щекам крови стало багрово-красным. Не найдя среди вещей Оливы того, что он искал, он раздражённо стал запихивать всё обратно.
«Во я дурак! — вдруг вспышкой промелькнула мысль в его мозгу, — Она наверняка прячет его в боковом кармане, вместе с деньгами! Как я сразу-то не догадался, ну я тормоз!»
Салтыков обшарил все отделения рюкзака и, наконец, извлёк оттуда то, что он искал. Это был паспорт Оливы.
На секунду он замер с паспортом в руке. «А что, если она всех обманывает, и вовсе никакая не москвичка, а только снимает там жильё», — вихрем пронеслись в его памяти недавние слова Димы Негодяева...
Неожиданно раздался громкий стук в дверь. Салтыков вздрогнул, однако всё же успел быстро заглянуть в паспорт Оливы. Но она, вопреки его подозрениям, действительно оказалась прописана в Москве.
Между тем, стук в дверь становился всё громче.
— Ну ты чё там закрылся-то? Это я! Открывай!
«Чёрт! Надо быстро убрать этот срач!» — Салтыков со скоростью метеора стал сметать всё в её рюкзак. Но, как это часто бывает, когда человек в экстремальной ситуации очень спешит, движения его потеряли свою правильность, в результате чего пудреница, выскользнув из дрожащих рук Салтыкова, полетела на пол и рассыпалась.
— Ты чего там делаешь? Открывай давай!
— Это ты, Олива?
— Ну, я! Будто ты не слышишь!
Салтыков, кой-как покидав всё в её рюкзак, открыл дверь.
— Ты чё закрылся-то? — с ходу набросилась на него Олива.
— Я-то? — Салтыков притворно зевнул, хотя по его вздрюченному состоянию трудно было поверить, что он заспанный, — Да, понимаешь, общага же как-никак… Мало ли, кто войдёт...
— А чего не открывал так долго?
— Да, видишь, пока ты там мылась, я тут уснул...
— А чего запыхался, как будто в гору бежал? — недоверчиво буркнула Олива.
— Я испугался спросонья, когда ты застучала в дверь… У меня одышка...
— Понятно, — сказала Олива, — Ладно, давай ложиться. Я чертовски устала с дороги.
Салтыков с готовностью щёлкнул выключателем и погасил свет.
Пора было приступать.