Салтыков подозвал официанта и попросил принести счёт. Окинул взглядом еду на столе, которую они так и не успели съесть: два больших блюда с цыплёнком табака, шашлык, сёмга, салаты, коньяк… Всё это обошлось ему в семь тысяч рублей. Неужели это добро так и пропадёт? Совершенно забыв о приличиях, Салтыков с жадностью набросился на еду, судорожно запихивая себе в рот цыплёнка табака вперемежку с салатом и сёмгой. Презентабельные мужчина и женщина за соседним столиком презрительно покосились на него.
— Пошли! — прошипела Олива, хватая его за рукав.
Салтыков, ещё недавно учивший Оливу правильно держать вилку и нож за столом, а теперь сам больше похожий на голодного представителя племени мумбу-юмбу, никак не мог оторваться от стола, и Олива кое-как выволокла его из ресторана. Рот его был набит до отказа, руки все перепачканы в жире и в салате; и при этом он ещё умудрялся жадно обгладывать ногу цыплёнка-табака.
— Смотри, не подавись! — презрительно бросила Олива.
— Угу-угу, — пробубнил Салтыков с набитым ртом.
— Я с тобой больше никуда не пойду, понял? Мне стыдно с тобой ходить! Тебя что — год не кормили, что ли?
— Ну ладно тебе, мелкий...
— Что?! Это я — мелкий? Сам ты мелкий, понял?!
Однако, время для выяснения отношений было неподходящее. Надо было срочно ехать к Майклу в гостиницу.
— Вот мы влипли так влипли! — причитала Олива уже в такси, — Ведь арестуют, как пить дать арестуют...
— Глупости, мелкий! — вяло успокаивал её Салтыков, хотя сам был бледен, как полотно.
— А чего он тогда нас вызвал? — не унималась Олива, — Давать показания? Да прекрати ты чавкать! — она пихнула Салтыкова локтем в бок, — Тут такое, а он жрёт в два горла. Как тебе ещё кусок-то в глотку лезет?!
— Бонни и Клайд, ё-маё! — фыркнул себе под нос таксист.
Однако, когда Салтыков и Олива, скрепя сердце, поднялись в гостиничный номер, следаков там уже не было. Майкл, встрёпанный и какой-то мятый, зевая, открыл им дверь.
— Ну, чего тут такое? Чё случилось-то? — встревоженно напустились на него Салтыков с Оливой.
— Ушли они. Не дождались, — сказал Майкл, пропуская друзей в номер, — Но пхосили не покидать гостиницу. Обещали намылиться с допхосом завтха утхом.
— Едрить-мадрить! — выругался Салтыков, — Ещё не легче...
— А чего они спрашивали-то? Чё они от нас хотели? — спросила Майкла Олива.
— Спхашивали, откуда мы, кто такие, как познакомились...
У Оливы захолонуло сердце.
— Они нас выследили?
— Они всех в этой гостинице по ходу пховехяют, — ответил Майкл, — Но нам-то бояться нечего. Я уже сказал, шо мы не имеем отношения к этому огхаблению...
— К какому ещё ограблению? — хором спросили Салтыков с Оливой.
— Да того мужика, из окна котохого сейф выкинули…
— Ничего не понимаю, — хмыкнула Олива, — Ты можешь толком объяснить? Какой мужик? Какой сейф?
— Дак я же и говохю, — отвечал Майкл, — Мужика напхотив огхабили. Пхичём я сам видел, как он летел из окна — вышел на кухню воды попить, глянул в окно, смотхю — летит!
— Кто летит-то? Мужик?
— Да не мужик, сейф! А потом оххана с мусохами двехь взламывали...
— Фу-ты, ну-ты! — выдохнула Олива и без сил плюхнулась на кровать, — Так и говорил бы сразу.
— Я схазу и сказал...
— Мы-то думали, они по нашу душу! Ну и напугал же ты нас, Медвед! — напустилась на него Олива, — Нет бы объяснить сразу, мол, это по другому вопросу… А то звонит, говорит, из милиции пришли, вызывают — мы и пересрали! Ну кто так делает-то?
— Валить по-любому надо, — неожиданно подал голос Салтыков.
Олива и Майкл недоуменно обернулись в его сторону.
— Зачем?
— Затем, что нас щас по судам затаскают в качестве свидетелей. И то, это в лучшем случае, — сказал Салтыков, — А если нам ещё пришьют это дело с сейфом? Настоящих грабителей не найдут, а нас в Бутырки упакуют. Вот и будет нам Москва...
— Блиин! — застонала Олива, уронив голову на руки.
— Ехунду гоходишь, — отмахнулся Майкл, — Как они могут, если мы к этому делу не пхичастны?
— Майкл, ну о чём ты говоришь? У нас в стране могут всё.
Олива, не снимая одежды, легла под одеяло. От затяжного стресса и недосыпа её знобило, веки были невероятно тяжёлыми. Она понимала, что спать сейчас нельзя, а надо что-то решать, но глаза сомкнулись против её воли. Монотонные голоса парней ещё доходили до её сознания, но смысла их слов она уже не разбирала.
— Майкл, ты на сколько завёл будильник?
— На шесть утха...
«Будильник… холодильник… — плыло в спутанном сознании Оливы, — А интересно, что бы было, если б Майкл был холодильник, а Салтыков — будильник?.. Я бы тогда его об стенку грохнула, наверно...»
Перед её глазами вдруг возник холодильник с лицом Майкла и в штанах пузырями, а рядом прыгал будильник с рожей Салтыкова вместо циферблата.
— Олива спит, — сказал холодильник, — Хазбудить, сказать, шо уезжаем?
— Да не, давай записку оставим, и всё, — сказал будильник, — Эсэмэской скинем на телефон...
— Давай всё-таки хазбудим, а то нехохошо получается...
«Уезжают? Куда уезжают? А, чёрт с ними… — вяло плеснулось в её сонном мозгу, — Пусть хоть пожар, хоть потоп — не встану всё равно».
— Оль… Оля! — Салтыков тронул её за плечо.
Олива не пошевелилась. Сознание её оборвалось, и как погас свет и негромко стукнула входная дверь, она уже не услышала.