Жара в Архангельске

Глава 22

Квартира, в которую Салтыков привёл Оливу, оказалась какой-то обшарпанной и мрачной, какими вообще бывают съёмные квартиры. Из мебели в комнате стояла только старая раздолбанная софа да платяной шкаф; кухни же не было вовсе.  

— Ты пойдёшь в душ? — спросила Олива, разбирая свой рюкзак.  

— Иди, я потом.  

В душе, стоя под слабой струёй ржавой воды, Олива никак не могла отмыться от мерзкого ощущения. Три тысячи — половина её месячной зарплаты — ушли на этот клоповник. «Ладно, чёрт с ними, с деньгами...» — мысленно убеждала она себя, но гадкое разъедающее чувство продолжало сосать где-то под ложечкой.  

Она вышла из душа, переодетая в длинную ночную сорочку до пят и, сложив одежду, ещё медлила около тумбочки. Салтыков лежал на постели и курил. Выбросив бычок за окно, он подошёл к Оливе сзади, погладил по спине, поцеловал-укусил в шею. И произнёс:  

— Я ревную тебя к Гладиатору.  

— На каком основании? — удивилась она.  

— Он испытывает к тебе симпатию.  

— Ну и что? Он мне тоже симпатичен, — сказала Олива, складывая футболку в рюкзак.  

Салтыков больно сжал ей запястье руки.  

— Ты не так поняла. Симпатию — в смысле, нравишься ты ему.  

— Ну, а мне-то что делать?  

— Ничего не делать, — отрезал Салтыков, — В походе ты будешь со мной, а не с ним.  

— Но...  

— Никаких «но». Ты моя девушка. И точка.  

Олива подавила вздох.  

— Опять ты всё за меня решил...  

Салтыков с новой силой сжал Оливе кисти рук и прошипел:  

— Если ты будешь с ним мутить, я тебе голову оторву. Поняла?  

— Больно же, — процедила она, потирая запястье.  

Салтыков опять принялся за свои ласки. Он попытался проникнуть ближе к её телу, но запутался в длинных полах Оливиной сорочки.  

— Зачем ты одела эту ночнушку? Сними её! — потребовал он.  

Олива скрестила руки на груди.  

— Ты обращаешься со мной как с вещью...  

Салтыков отошёл к окну и, встав спиной к Оливе, опять закурил. Дождь продолжал хлестать в открытую форточку. В воздухе пахло озоном и сигаретным дымом. Олива уложила в тумбочку свои вещи и, закрыв её, подошла к Салтыкову сзади.  

— Дай мне немного времени. Я просто ещё не готова.  

Салтыков, не оборачиваясь, продолжал молча курить и смотреть в окно.  

— Ты, конечно, можешь меня сейчас бросить, это твоё право… — не прикасаясь к нему, сказала она.  

— Господи, Олива, я никогда тебя не брошу! Я тебе клянусь!  

— Не клянись. Всё это ещё вилами по воде писано...  

Салтыков повернулся к Оливе и принялся жадно целовать ей волосы.  

— Я люблю тебя так, как никогда и никого в своей жизни не любил...  

— А Ириска? — спросила Олива, – Ты же с ней, помнится, прошлой зимой замутил. Я-то помню, как ты на весь форум кричал, что её обожаешь...  

— Так я её не любил, — отмахнулся Салтыков, — Обожать и любить — разные вещи. И замутил я с ней по пьяни. Так, от нехуй делать с ней встречался...  

— А со мной ты тоже по пьяни замутил?  

— Господи, мелкий! Конечно, нет! К тебе у меня настоящие чувства, поверь мне...  

— Знаешь, — попросила Олива, — Расскажи мне про турбазу «Илес» поподробнее. Как ты, встречаясь с Ириской, замутил с Дикой Кошкой? Как это получилось?  

— Ну зачем тебе это знать?  

— Надо, раз спрашиваю.  

Салтыков затянулся сигаретой и, помолчав, произнёс:  

— Да хуй знает, как это произошло… Так уж случилось...  

— Но почему ты не подумал в тот момент о том, как будет страдать Ириска?  

— Ириска? Страдать? Мелкий, я тебя не понимаю. Она же сама заставит страдать кого угодно, и тебе она крови попортила немало. Почему ты её защищаешь?  

— Потому что речь сейчас не обо мне, — сказала Олива, — Да, с Ириской у меня были плохие отношения, но дело совсем не в этом, а в том, что если ты так поступил с ней, то где гарантия, что ты точно так же не поступишь и со мной?  

— Да как я с ней поступил-то? Я ей ничего не обещал. И я её не любил...  

— А Дикую Кошку?  

— С ней меня связывал только секс. Ничего более. С тобой у меня всё совсем иначе.  

— Это ты сейчас так говоришь, — сказала Олива, — Вспомни, ведь тогда… ну, помнишь, два года назад, когда мы только познакомились на форуме и переписывались — ты же первый перестал мне писать...  

— Но я же тогда не знал тебя так, как знаю теперь!  

— Ты меня и теперь не знаешь, как следует, — возразила Олива, — Я долго думала о нас с тобой, все эти две недели думала. Знаешь, я ведь люблю тебя, я всегда любила тебя как друга, как брата. Но всё-таки, подумай ещё раз, если тебе от меня нужен секс, я пока не смогу тебе этого дать… Да, я не хочу тебя терять, да, мне будет больно, если ты от меня отвернёшься, но лучше всё это решить сейчас, пока не поздно...  

Салтыков помолчал минуту, словно обдумывая. Потом, наконец, произнёс:  

— Я тоже не хочу тебя терять и отворачиваться от тебя не буду. Любовь, по моему мнению, не базируется на сексе, поэтому мне неважно, чтобы любить тебя, как ты относишься к сексу. Тем более, что любовь — это чувство, а секс — лишь способ получить удовольствие. Да, ты меня нереально заводишь в сексуальном плане, да, у меня всё встаёт от одного взгляда на тебя, ты единственная девушка, на которую я так реагирую, но люблю-то я тебя не за сверхъестественную сексуальную привлекательность, а за твой безграничный внутренний мир, за твою душу, за твой талант, за твой обворожительный взгляд...  

Салтыков привлёк её к себе и поцеловал в губы.  

— Я люблю тебя...  

Внезапно небо за окном прорезала молния, и последние его слова потонули в раскате грома.