Жара в Архангельске

Глава 26

Подоспели шашлыки — гвоздь программы.  

Хром Вайт, отложив гитару, бросился раскладывать овощи и мясо по мискам. Поднялась радостная предшашлычная суета, присущая всем пикникам и шашлыкам на свете. Застучали шампура, засуетились, задвигались, заговорили все разом, как стая голодных голубей у рассыпанного пшена.  

— Вот этот шампурчик, поподжаристей…  

— Помидорчиков побольше положи!  

— Олива, ты огурцы нарезала?  

— Вилки, вилки берите!  

— Кому ещё добавки?  

— Ммм… Горячо!  

Салтыков, хоть и не принимал участия в общей суете, и злился и на Оливу, и на всех остальных, всё же не мог пропустить шашлык мимо рта. Он молча, ни на кого не глядя, взял свои два шампура, отошёл в сторону и там уже принялся грызть своё мясо, как обиженный пёс.  

Он исподлобья смотрел на Оливу в обществе ребят, и пузырёк ненависти к ней откуда-то из глубины поднимался к его горлу. Салтыков сравнивал себя с Гладиатором, и сравнение было явно не в его пользу. Ему хотелось вскочить и раскидать в разные стороны всех этих гадов, что сидели сейчас по ту сторону костра; хотелось оторвать ноги этой суке Оливе, которая уже забыла, что она ему обещала; главным образом хотелось обрушить весь свой гнев на неё, выдернуть ей волосы, избить, ошпарить кипятком из чайника, обезобразив это дерзкое, юное лицо так, чтобы на неё вообще больше никто не смотрел. Но он продолжал сидеть в стороне, угрюмо жуя непрожаренное мясо и чувствуя, как ненависть и досада тяжёлым комком подступают к горлу.  

А Оливе в этот момент всё казалось восхитительным — и шашлык, и чаёк, от души заваренный в походном чайничке, и печенье юбилейное, душистое и громко-хрусткое. Даже то, что кружка была на всех одна, и её передавали из рук в руки, несло для Оливы какой-то торжественный, волнующий смысл.  

— Вкуснота! — нахваливала она, с увлечением облизывая измазанные в соусе пальцы.  

Наевшись до отвала, Олива опять захотела купаться.  

— Ктулху хочет купаться! — заявила она и побежала к воде.  

Вода в озере была тёплая-тёплая. Кругом было темно; лишь еле заметным отсветом отражалось в прозрачно-фиолетовой воде белая полоска ночного неба с северной стороны.  

Между тем, доплыла Олива до середины озера, повернула назад… и тут облом: темень такая, хоть глаз коли. Берега не видно. Куда к нему плыть, тоже без понятия. И где они там сидят – один Бог ведает…  

Перестремалась она не на шутку.  

— Эй! — крикнула Олива, — Эй, плывите сюда! Мне страшно!!!  

— Ты где? — крикнули с берега.  

— Я здесь! Я берега не вижу! Что мне делать?!  

Парни на берегу пришли в замешательство. Флудман как-то внезапно побежал писать в кусты; Салтыков, демонстративно надув губы, полез в палатку; Хром Вайт в панике бегал по берегу, не рискуя соваться в воду, и лишь Гладиатор, играя мышцами, стоял по колено в воде и озадаченно почёсывал затылок.  

— Плывите сюда! — кричала, барахтаясь, Олива, – Ну, где вы там?!  

— Хром, поплыли вместе! — предложил Гладиатор.  

— Ты что, издеваешься? Я не умею плавать!  

— Чёрт, да тут рыболовные снасти… Лёха! — крикнул Глад, — Лёха, иди сюда! Я один не поплыву!  

Флудман, писавший в кустах, затаился как партизан. Он боялся лезть в озеро ночью.  

— Салтыков! Эй, Салтыков! — надрывался Хром Вайт.  

— Тьфу, чёрт, вы тут до морозов копаться будете! — выругался Гладиатор и полез в воду.  

Олива сорвала себе всю глотку, устав орать им с середины озера. Выход нашёл Хром Вайт: он вспомнил, что взял с собой в поход фонарик, и зажёг его на берегу.  

— Видишь фонарик? Плыви на него! — крикнул он.  

— Вижу… А ты меня видишь?  

— Не-а.  

— А теперь? — Олива помахала рукой.  

— Так это ты там так далеко? — изумился Хром, — То-то я смотрю – там вдалеке какая-то точка виднеется! А чего ты так далеко заплыла? Подгребай к берегу!  

— Да плыву, плыву я.  

Олива выплыла на огонёк. Почти у берега состыкнулась с Гладиатором, который плыл ей навстречу; и только, выйдя с ним, наконец, на твёрдую сушу, уткнулась ему в грудь и зарыдала как ребёнок.