Жара в Архангельске

Глава 36

— Так что, говоришь, у тебя с рукой? — спросила Яна Оливу, когда они с Гладиатором вылезли на берег и приблизились к ней.  

— Об кастрюлю обожглась, — неохотно буркнула та.  

— Об кастрюлю, говоришь?  

— Оля, не ври, — сказал Гладиатор.  

Олива моментально вспыхнула и вскочила на ноги.  

— Ты чё, ей рассказал? Ну, кто тебя просил?!  

— Вот, оказывается, что тут у вас творится, — сказала Яна и напустилась на Гладиатора: — Ну, а ты что, был там, защитить её не мог?! В кустах писал? Герой!  

— Не успел, — отвечал он, — Я ей говорил, чтоб не выходила к нему, да она разве слушает.  

— Нет, я просто хуею от всего этого! — возмутилась Яна, — И ты ещё замуж за него собралась?  

— А у меня что, есть выбор? — резонно возразила Олива.  

— Выбор есть всегда.  

Гладиатор пристально посмотрел Оливе в глаза.  

— Оля. Ты слишком слабохарактерна. Ты хоть понимаешь, что тебя с ним ждёт?  

— Она не понимает, — сказала Яна, — Видимо, ей нравится быть жертвой.  

В пять часов вечера Олива и Яна собрались и поехали на автобусе в Архангельск. Гладиатор с ними не поехал, сказав, что ему ещё дома надо устанавливать спутниковую тарелку, но к ночи обещал нагрянуть. Девушки распрощались с ним и, подхватив свои сумочки, свернули с морского побережья и пошли по липовой аллее в направлении автобусной остановки.  

На газоне росли крупные белые ромашки. Яна сорвала две штуки, одну воткнула себе в волосы, а на другой стала обрывать лепестки.  

— Любит, не любит, плюнет, поцелует… — бормотала она себе под нос.  

— На кого гадаешь-то? — поинтересовалась Олива.  

— На Димочку, — отвечала Яна, — Плюнет, поцелует, к сердцу прижмёт, к чёрту пошлёт… К чёрту пошлёт! Ну и хуй с тобою, золотая рыбка. Ща на Славика погадаем.  

Она вытащила из своих золотистых волос вторую ромашку.  

— … К сердцу прижмёт, к чёрту пошлёт, своей назовёт. Любит, не любит, плюнет...  

— Плюнет, — сказала Олива, когда оборвался последний лепесток.  

— Ну и пошёл он в жопу.  

В автобусе Яна клевала носом. С дороги, бессонной ночи, жары и морского купанья её разморило, и настроение у неё уже было совсем ни к чёрту.  

— Потрох сраный! — ругалась Яна, когда они уже сошли с автобуса на улице Урицкого, — Чтоб я его больше здесь не видела! Поняла?!  

— Кого?  

— Салтыкова, кого же ещё! Мало того, что он хам, так он ещё и храпит как поросёнок. Я ночью даже уснуть не смогла из-за этого!..  

— Странно… — пробормотала Олива, — Я дак не замечала, что он храпит.  

— Где уж тебе заметить, — ехидно произнесла Яна, — Тебя хоть на скамье вокзальной положи — будешь дрыхнуть как чурбан. А я так не могу!  

— Но что же делать? — слабо вякнула Олива.  

— Я не желаю спать с ним в одной комнате! У меня отпуск раз в году, я хочу нормально отдохнуть!!! Ты понимаешь это?!  

— Ладно-ладно, ты только не кипятись, — примирительно сказала Олива, — Если не хочешь, я скажу ему, чтобы шёл к себе домой ночевать, а мы эту ночь переночуем одни. Только не ори, ради Бога, а то у меня уже у самой голова лопается.  

Девушки купили газированной воды в палатке и пошли домой. Олива уже сама была вся на нервах и готова была взорваться в любой момент. Яна, безусловно, была права — давно надо было выгнать этого дармоеда, который и так уже её как липку ободрал. Когда Олива призналась в этом Яне, та аж задохнулась от бешенства:  

— И ты ещё сомневаешься?! Да после такого я сама его с лестницы спущу!!!  

Мусорное ведро на кухне было полным-полнёхонько — Салтыков ни разу не вынес его, наверное, ждал, что оно вынесется само, или думал, что таскать мусорные вёдра — обязанность Оливы. И если до этого Олива ещё колебалась как маятник между Яной и Салтыковым, то теперь, увидев это полное до отказа ведро, она окончательно укрепилась в своём решении.  

Раздался звонок в дверь. Олива заметалась по прихожей.  

«Открывать — не открывать?..»  

Звонки, между тем, становились всё настырнее, и она, поддавшись последнему порыву, открыла дверь...  

Увидев такое дорогое и милое ему лицо Оливы, Салтыков расплылся в умилённой улыбке.  

— Любимая моя...  

Улыбка эта не сразу сползла с его лица. Он не сразу понял, почему такой честный и наивный взгляд его возлюбленной, которым он прежде так умилялся, вдруг стал надменным и колючим; почему её губы вместо того, чтобы в ответ расплыться в радостную детскую улыбку, стали вдруг тонкими как нитка и плотно сжатыми.  

Олива преградила ему вход.  

— Иди домой, — коротко сказала она.  

Он опешил.  

— В чём дело?  

— Ни в чём. Сегодня ты пойдёшь к себе домой.  

— Никуда я не пойду, — Салтыков отодвинул её в сторону и, ворвавшись в комнату, сел на кресло и нервно закурил.  

— О Господи!!! — Олива сорвалась на крик, — Оставь нас одних! Уходи! Уходи!!!  

— Мы так не договаривались, — сказал он.  

— Андрей, мы хотим хотя бы одну ночь побыть одни, — начала Яна объяснять.  

Салтыков посмотрел на неё ошарашенно, потом вскочил и, ни слова не говоря, ушёл из квартиры, хлопнув дверью.  

Оливу как будто оглушили. Она постояла ещё, потом на автопилоте прошла в комнату и тяжело осела на пол, закрыв лицо руками.  

— Что произошло? — растерянно спросила Яна, — Ты поняла, что вообще щас произошло?  

— Не-а, — ответила Олива и, помолчав, добавила, — Кажется, он ушёл…  

— Да, кажется… ушёл…  

— Вообще ушёл. Совсем. Навсегда.  

Олива не могла плакать. Просто ошарашенно сидела на полу, обхватив голову руками, раскачивалась взад-вперёд, как в трансе. Она ничего не соображала в этот момент. Она поняла только то, что всё теперь кончено, всё, всё...  

— Не надо так, — попросила Яна, обнимая Оливу сзади, — Я чувствую себя виноватой… Наверное, мне не стоило приезжать сюда.