Жара в Архангельске

Глава 42

Когда Олива пришла, наконец, домой в съёмную квартиру, заспанная Яна открыла ей дверь.  

— Ну как?  

— Порядок, — Олива с облегчением сбросила туфли, босиком вышла на балкон и закурила сигарету.  

— Поздравляю, — надменно бросила Яна, — Ты уже курить начала! Скоро водку будешь бухать как Салтыков?  

— Почему сразу «как Салтыков»?  

— Потому что я вижу, как он дурно влияет на тебя. Ты же как пластилин, своей воли не имеешь, кто что хочет из тебя, то и лепит. Вот он и лепит из тебя своё подобие...  

Яна вернулась в комнату. Олива выбросила окурок и, подумав, тоже ушла с балкона.  

Яна сидела с ногами в кресле и, даже не обернувшись, ковырялась что-то в своём телефоне.  

— Кому пишешь-то? — поинтересовалась Олива.  

— Никому, — злобно пробормотала та себе под нос.  

— Чё, спросить, что ли, нельзя.  

Яна промолчала.  

— Знаешь, чё мне Салтыков сказал? — прервала молчание Олива.  

— Не знаю.  

— Он сказал, что знает, какая у меня жизнь в Москве. Что, мол, я там чмо распоследнее, с которым никто не хочет общаться и встречаться. Интересно, откуда у него такая информация...  

Яна перехватила испытующий взгляд подруги.  

— Так, это вот ты щас на меня намекаешь?  

— Не намекаю. Просто, кроме тебя и меня, об этом никто в Архангельске не знал. Даже Мими, которая, как выяснилось, сказала об этом Салту. Откуда ей это стало известно?  

Яна возмущённо вскочила.  

— Вот только на меня баллоны катить не надо, ладно? А то я уеду, и пошли все нахер.  

— Я не качу на тебя баллоны...  

— Ты катишь на меня баллоны!  

— Я просто хочу выяснить...  

— Всё, хватит. Мне надоело!  

Яна вскочила с кресла и начала с психом собирать свои вещи. Олива безучастно смотрела на неё, как во сне. Перед её глазами уже плыл туман, подкрадывалась обморочная тошнота и равнодушие ко всему на свете.  

— Где здесь ж/д вокзал?  

Олива обессиленно прислонилась к дверному косяку.  

— Ты собралась уезжать?  

— Да, — отрезала Яна и выбежала из квартиры, оставив нараспашку дверь.  

Олива по инерции выскочила вслед за ней, но на пороге осеклась. И правда, зачем догонять? Если человеку здесь плохо, то что ж...  

Но почему, почему она так распсиховалась? Почему нельзя было нормально объяснить, вместо того, чтоб сразу хватать вещи?  

Олива съехала вниз по дверному косяку и заплакала. Волшебство было разрушено, корона слетела — и поделом. И вот теперь она в этом гулком, смрадном коридоре, плачет, одинокая, и сквозняки с трупным запахом обдувают её худые плечи.  

Но одна ли? Нет, в конце коридора был ещё кто-то. И не один, целая толпа народу стояла и гомонила у одной из обшарпанных дверей.  

Олива подняла голову и посмотрела туда. Толпа состояла преимущественно из соседей — женщин во фланелевых халатах, мужчин в майках, старух… И среди них — двое или трое в милицейской форме. 

Почуяв неладное, Олива направилась туда.  

— Девушка, вы бы здесь не ходили, — сказал, походя, милиционер, — Граждане, ничего не трогайте! Расступитесь...  

— Что здесь происходит? — спросила Олива старушку в шерстяных колготках.  

— В квартире покойника обнаружили, — сильно «окая», отвечала та, — Совсем молодой-то парень ишшо… Он уж разлагаться начал, поди-ка несколько дней лежал, только сегодня нашли его, дверь взломали…  

«Так вот откуда тут пахло трупом...» — догадалась Олива.  

Между тем, у вскрытой двери в злополучную квартиру наступило замешательство. Толпа, гудя, расступилась, давая дорогу — и двое крепких мужиков-санитаров вынесли на покрывале согнутого пополам покойника. Он смердил.  

Олива, икая, зажала рот рукой и отошла в сторону. Её выворачивало как перчатку, а перед глазами так и стоял согнутый пополам на покрывале смердящий покойник.  

В квартире Оливе одной было так же страшно, как и в коридоре. Сладковато-тухловатый запах покойника ещё не выветрился. «Какая ужасная участь, не дай Бог никому такой смерти… — думала она, мечась от балкона к двери, — Господи, когда же Салтыков с работы придёт?! Я сойду с ума...»  

Словно угадав её мысли, Салтыков тут же позвонил ей на сотовый.  

— Алло, мелкий. Как твои дела, чем занимаешься?  

— Ничем, — односложно отвечала Олива.  

— А чего голос такой грустный?  

— Так… С Янкой поссорилась. Она собрала вещи и уехала на вокзал.  

— Ну и скатертью дорога. Пусть катится! — отреагировал Салтыков.  

Олива всхлипнула.  

— Мелкий, ты что, плачешь? Что-то ещё случилось?  

— Я тебе потом расскажу...  

— Я скоро приду, мелкий. Ни о чём не переживай, слышишь? Я тебя очень-очень люблю!  

— Я тебя тоже. Возвращайся, пожалуйста, поскорее.  

А на улице, у подъезда, так и стоял народ. Покойника давно увезли, но люди не расходились. В гулком тёмном коридоре были слышны шаги и голоса — приехали следователи.  

А люди стояли у подъезда, и никто не решался войти внутрь, словно весь этот страшный дом, особенно девятый этаж, был заражён вирусом смерти...