Жара в Архангельске

Глава 2

Да, как видно, и впрямь никаких результатов не дало это колдовство.  

Как ни сильна была энергия ненависти Мими к своей сопернице, как ни могучи были магические чары старой поморки, потомственной ясновидящей Лидии, как ни страшен был чёрный обряд, проведённый в августовское полнолуние на Вологодском кладбище, с мешанием ножом воды в тазу против часовой стрелки, жутким заклинанием «Беги, водица, в неурочный час ко злой, лихой змее Оливии, да подмени все её соки на воду», и последующим сожжением фотографии жертвы — Олива по-прежнему оставалась жива-здорова и по-прежнему любима Салтыковым до обожания.  

— А ты сразу хочешь результат? Сразу ничего не бывает, — убеждала Немезида вконец отчаявшуюся подругу.  

— Да не будет никакого результата, — махнула рукой Мими, — По-моему, эта ясновидящая Лидия — просто шарлатанка. Два месяца прошло — где результат? Глупости это всё. Не верю я в это...  

— Зачем же ты к ней ходила, если не веришь?  

— Отчаяние меня толкнуло.  

Немезида промолчала. В глубине души она тоже понимала, что вся эта магия — чушь из Средневековья, и больше ничего. Высшая справедливость, о которой она говорила когда-то Мими — не более чем осознание того, что всё в этом мире прах и тлен, и вся их мышиная возня с войнами, неразделённой любовью, соперничеством и прочим — ничто по сравнению с Вселенной. Пройдут годы, и всё сотрётся временем, всё перестанет иметь значение — и слёзы, и любовь, и ненависть, и победы, и поражения. А энергетика, биополя и прочие сверхъестественные силы, во что люди верили и будут верить вне зависимости от прогресса цивилизации — всего лишь обманка, такая же, как религия. Никакая энергия ненависти, даже самая сильная, не может никому причинить вреда до тех пор, пока она потенциальна.  

Но не объяснять же это Мими в её состоянии! Немезида знала — это не только бесполезно, но и попросту опасно. Пусть уж лучше верит в карму и высшие силы, ходит к бабкам, чем превращает потенциальную энергию своей ненависти в кинетическую...  

Впрочем, справедливости ради надо заметить, дела у Оливы были на самом деле далеко не так хороши, как казалось. Вернувшись после отпуска домой, она вдруг осознала, что не может больше жить, как жила раньше; Москва с её ежедневными толпами в метро, пробками на дорогах и громадными зданиями стала напрягать Оливу как никогда. К тому же, после столь бурного «отдыха» с такими приключениями девушка почувствовала себя уставшей и разбитой; у неё не было никакого желания вновь выходить на работу — её организм после всех треволнений, что обрушились на неё, требовал сна и покоя. Но, оставшись сидеть дома, Олива почувствовала, что ей от этого не лучше, а, наоборот, только хуже. На неё навалилась страшная тоска и депрессия; можно было бы всё списать на осень, но тут не одна только осень оказалась виновата. Олива как никогда почувствовала себя в этом городе одинокой. Во-первых, не было рядом Салтыкова, а его эсэмэски, которые он строчил ей по десять раз на дню, как-то не спасали. А во-вторых, она остро почувствовала, что ей стало не хватать чего-то, что раньше как-то скрадывало пустоту её одиноких вечеров. Олива долго не могла сообразить, что же именно исчезло, образовав в её жизни какой-то вакуум. И, заметив, наконец, что вот уже вторую неделю телефон молчит в тряпочку, поняла, что из её жизни исчезли подруги.  

Яна, после того как уехала из Архангельска, больше так ни разу и не объявлялась. А вскоре произошёл инцидент, вследствие которого и Настя поссорилась с Оливой.  

Настя Волкова по характеру была чем-то схожа с Салтыковым. Она была не просто обаятельна — она могла быть прямо-таки шикарна, когда ей этого хотелось. Несмотря на предрасположенность к полноте, она была красива, но не кукольно-красива, как Яна, а красива именно своим шармом, своей уверенностью, своим искромётным чувством юмора. Вот только беда была в том, что, как и Салтыков, она была легкомысленна и подчас совершенно не придавала значения своим словам. Настя легко кружила головы парням, обнадёживала их и так же легко обламывала. Закружила она голову и Майклу.

Бедный Майкл никогда прежде не встречался с девушками. После поездки в Москву он понял, что окончательно попал под Настины чары: она не выходила у него из головы. Он всякий раз радовался как ребёнок, когда Настя, в ответ на его неумелые, неловкие признания в любви по эсэмэскам, называла его своим милым пупсиком, зайчиком, плюшевым медвежонком. Он был счастлив, так как был уверен, что и она любит его так же искренне, как и он её; и, хотя Майкл понимал, что трудно построить отношения людям, живущим в разных городах, старался не думать об этом и в полной мере насладиться общением с любимой девушкой.  

Дима Негодяев, выслушав сердечные излияния своего друга, отнёсся с недоверием к Волковой.  

— Вы как с ума сошли, что Салтыков, что ты, — говорил он Майклу, — Мода у вас, что ли, такая на москвичек? Ну, положим, Олива совсем не такая, как многие москвички… Но Волкова...  

— Ой ладно, ты когда так говохишь, я начинаю нехвничать, — отвечал Майкл и тут же заговаривал с Димой о чём-нибудь другом.  

Однажды вечером Олива собиралась ложиться спать, как вдруг у неё зазвонил телефон. Это была Настя.  

— Ты чего это, на ночь глядя? — удивилась Олива.  

— Давай колись: кто такой Хром Вайт? — завопила Настя с налёту.  

— Хром Вайт… Ну, чел в нашей компании в Архаре… Он в поход с нами ходил на Медозеро… А что такое?  

— Это ты дала ему мой номер аськи?  

— Ну это… да… А что, не надо было?..  

— Вот убила бы тебя, задушила бы своими руками! — возопила Настя, — Во-первых, за то, что ты дала этому Хром Вайту мою аську без моего разрешения… А во вторых!.. Во-вторых, за то, что ты раньше молчала мне про Гладиатора!!!  

— А ты что, и с ним уже успела познакомиться? — удивилась Олива.  

— Да!!! Он такой клёвый, такой клёвый! Я видела его фотки — просто супер!!! — взахлёб тараторила Настя, — И знаешь, он называет меня своей королевой! И обещал мне построить замок… Вот так!