Жара в Архангельске

Глава 35

Первого января в пятнадцать часов тридцать две минуты над Архангельском уже сгущались хмурые зимние сумерки. Площадь перед высоткой была почти пустой: все отсыпались дома после новогодней ночи. Только стояла неподалёку чья-то одинокая мужская фигура.  

Олива, одетая в короткую светлую дублёнку и новые сапоги с высоким голенищем, приблизилась к зданию высотки. Шапку она не носила, и снежинки падали на её свежепомытые и недавно подстриженные у парикмахера распущенные по плечам русые волосы.  

Она не спеша обошла высотку кругом. Никого. Только чья-то фигура по-прежнему стояла на том же месте.  

Прошло пять минут. Семь минут. Десять минут.  

Даниил не пришёл.  

А фигура в чёрной дутой куртке и шапке, натянутой на глаза, по-прежнему стояла как столб. У Оливы на секунду шевельнулось какое-то смутное подозрение. Она окинула быстрым взглядом фигуру парня, но тут же отвела глаза. Через секунду опять посмотрела на него и вдруг решительно направилась к нему.  

— Извините, время не подскажете? — спросила она у незнакомца.  

Тот вдруг подозрительно заулыбался:  

— Нет, девушка. Не подскажу.  

Олива пристально посмотрела на лицо парня, наполовину скрытое трикотажной шапкой. Он, продолжая улыбаться, снял шапку, обнажив растрёпанные вихры русых волос.  

— Даниил! — ахнула Олива, — А я тебя и не узнала. Богатым будешь.  

— Зато я тебя сразу узнал, как только ты пришла.  

— Противный! Чё ж ты раньше не подошёл?! Я тут полчаса стою, мёрзну...  

— А я тебя гипнотизировал. Импульсы посылал на расстоянии.  

— Чё ж так плохо гипнотизировал, — рассмеялась Олива, — Я-то думаю — ну, стоит там кто-то… Мне и в голову не пришло, что это ты...  

— А я стою и думаю: что ты дальше будешь делать. Интересно было наблюдать...  

— Противный, противный, противный!  

Олива несильно пихнула его рукой. Даниил увернулся и схватил её сзади. Завязалась небольшая потасовка, после чего молодые люди крепко обнялись и простояли так минут пять. Волна невыразимого, небывалого счастья накрыла их с головой.  

— Что за духи у тебя? — спросил Даниил, прижавшись щекой к её волосам, — Чёрт, вроде не пил. Я пьянею от твоего запаха...  

— А, это... Это, наверно, лосьон для душа, — небрежно произнесла она.  

— А что он содержит, этот лосьон? — допытывался он.  

— Ой, я не знаю... Там по-французски написано, я не разобрала...  

Перед встречей с Даниилом Олива приняла ароматную ванну, вымыла голову шампунем с экстрактом корицы, а после ванны надушилась феромонами. Эта маленькая хитрость была её секретом. Точнее, секретом, которым вместе с флаконом духов поделилась с ней накануне её отъезда подруга Яна.  

— Олива, я счастлив… — тихо проговорил Даниил, вдыхая тонкий аромат корицы от её волос, — Кажется, я сошёл с ума...  

Олива посмотрела на него. В этой съехавшей набок шапке и с этим блеском глаз он и впрямь походил на сумасшедшего.  

— И я… — отвечала она со слезами на глазах.  

Они стояли на ветру. Олива была без перчаток, и у неё озябли руки.  

— Засунь их мне под свитер, — сказал Даниил, — Что ты как неродная.  

Олива обняла его, засунула руки ему под свитер. Ей хотелось плакать.  

— Я не знаю, как я жила без тебя всё это время, — призналась она.  

— И дальше будешь жить, — ответил он.  

— Нет... дальше не смогу... мне кажется, я умру в разлуке с тобой...  

— Смотри, не попади от меня в зависимость.  

— Поздно... один конец...  

— Ты что, плачешь?  

— Я счастлива...  

Нет, невозможно описать словами в подробностях эту долгожданную встречу двух влюблённых!  

Хотя Олива помнила её всю, от и до. Помнила всё, о чём они потом говорили в этот вечер — а говорили о всякой ерунде, которой не стоит засорять художественное произведение. Лишь по пути к дому Дениса, идя в обнимку пешком через вечерний зимний город, они невольно коснулись той кровоточащей раны, которая хоть и затянулась за два месяца, но всё ещё напоминала о той боли, что довелось испытать им обоим.  

— Могу я попросить тебя впредь выполнять одну мою странную просьбу? — спросил её Даниил.  

— Какую? — спросила Олива.  

— В следующий раз, как подумаешь обо мне плохо, руку правую на сердце положи, а то больно.  

— Хорошо, — отвечала она.  

— Могу объяснить...  

— Объясни.  

— Перед тем, как увидел твою запись, у меня где-то в пятнадцать часов начало очень сильно сердце болеть, когда о тебе вспомнил.  

— Давай не будем это вспоминать… Это очень больно...  

— Окей. Мне жаль, что так произошло.  

— Считай, что этого не было.  

— Этого и не было.