Зима в городе Архангельске в конце января всё-таки взяла своё. Столбик термометра опустился аж до минус двадцати градусов, лужи на дорогах подмёрзли, и завыли-закружились с порывами ветра снежные метели.
Никки знала, с кем Даниил провёл эти новогодние праздники. Она также догадывалась, почему он почти перестал появляться у неё дома. За весь месяц он пришёл только два раза, и оба раза был сам не свой, на Никки не обращал никакого внимания, а всё время у неё дома проводил исключительно за компьютером.
— Треснуть тебе, что ли, по балде?! — возмущалась Надя, старшая сестра Никки, — Когда ты перестанешь позволять этому альфонсу вытирать об себя ноги?!
— Надя, не надо так говорить про Даниила, — отвечала Никки, — Он не альфонс.
— А кто же? Неужели не видишь, что он приходит к тебе исключительно ради интернета? А как только приехала эта московская шалава — побежал к ней, а не к тебе! Где твоя гордость, сестричка?
— У нас с тобой, Надя, разные мировоззрения.
— Только не надо мне излагать свою точку зрения, всё равно я её не приму, — отрезала Надя, — А если этот альфонс явится сюда ещё раз — он полетит отсюда вверх тормашками! Ясно? Что ты на меня глазами хлопаешь?! Я тебе ещё раз говорю — не можешь защитить себя сама, это сделаю я.
— Ладно, — неожиданно сказала Никки, — Только ты, пожалуйста, не беспокойся: свои проблемы я уж как-нибудь решу сама. Договорились?
…Даниил шёл бесцельно по городу, не обращая внимания на метель, бьющую прямо в лицо. Ему всё здесь напоминало об Оливе — и, как ни убеждал он себя в том, что он нисколько не влюблён в неё — не думать о ней он просто не мог.
«Но ведь так не должно быть, — думал он снова и снова, — Ведь это не любовь. Какой мне смысл думать о ней, если от этого только хуже...»
Он дошёл до перекрёстка, сам не зная зачем, свернул на Садовую и… очутился на пороге Никкиной квартиры.
Никки открыла дверь и молча посторонилась, пропуская его. Даниил посмотрел на неё и сразу всё понял. Такой он не видел её ещё никогда — она ничего ему не сказала, но в её глазах уже не было того преданного восторга и любви, которые он привык видеть в глазах влюблённых в него девушек. Она молча пристально смотрела на него, и этот новый, презрительно-строгий взгляд её Даниила даже покоробил.
— Интернета сегодня не будет, — холодно произнесла она.
— Я ж не за интернетом пришёл, — сказал Даниил.
— Хм… А зачем же?
— Ну… как зачем?
— Не знаю, зачем, — устало обрубила Никки, — У меня уже давно такое чувство, что ты приходишь не ко мне, а к моему компьютеру.
Даниилу стало стыдно. Он молча постоял в прихожей, низко опустив голову. Затем произнёс:
— Это не так, Вика...
— Разве? — она вскинула на него глаза, — А по-моему, это так и есть.
— Вика… — на Даниила было жалко смотреть, — Вика, я очень несчастлив...
— В чём же ты несчастлив? — она пыталась ещё казаться строгою.
— Я запутался...
— С этого и надо было начинать, — Никки прошла в свою комнату. Даниил прошёл вслед за ней и остановился в нерешительности.
— Просто пойми, мне тоже больно… И я… я чувствую твою боль...
— Хватит, Даниил, — сказала Никки, — Ты сам виноват в том, что с тобой происходит. Сам — понимаешь? Ты сам создал для себя эту ситуацию. Я хотела помочь тебе, но тебе ведь это не надо… А мне тоже надоели твои загоны и макароны на ушах...
— Вика, я… — Даниил запнулся, — Я люблю тебя… Ближе тебя у меня никого нет, и ты об этом знаешь...
Он обнял её. Никки не сопротивлялась. Она старалась не обнимать его и вообще отвернуться...
Часы тихо тикали на тумбочке. За окном было темно. Темно было и в квартире, где, кроме Никки и Даниила, не было никого.
— Надо бы извиниться...
— За что? Тебе не за что извиняться.
— Да нет, есть за что...
Никки промолчала. Оба они в этот момент подумали об одном и том же, но не стали это озвучивать.