— Гы-гы! Я сдал основания и фундаменты на четыре балла. Вот уж не ожидал!
Салтыков, с сияющей квадратной физиономией, вихрем сбежал с университетского крыльца. Внизу, неспешно покуривая, дожидались его Павля, Кузька и Дима Негодяев.
— Сдал?
— Ага! Прямо гора с плеч… — Салтыков привычным движением вынул у Павли из пачки сигарету, — Да не жмотись ты, чёрт! Ну, а вы?..
— Ой, меня лучше не спрашивай, — потупился Дима Негодяев.
— Сколько тебе ещё осталось, Андрюх? — спросил Кузька.
— Метрология ещё… Опус...
— Ну, это ерунда! — махнул рукой Павля.
— Для кого ерунда, а для кого и не ерунда, — проворчал Салтыков, — Одно только радует: скоро весь этот гемор с учёбой закончится...
По дороге из университета парни свернули на улицу Логинова. Салтыков на радостях молол языком не переставая, Павля и Кузька поддакивали, и лишь Негодяев шёл, длинный как башенный кран, возвышаясь над остальными и молчал. У него у самого с учёбой был полный зашквар, и удача Салтыкова не радовала его, а, напротив, злила и раздражала.
— Вообще, ненавижу эти письменные экзамены, — тарабанил Салтыков, попутно гоняя ногой по дороге обломок льда, — Писал в пятницу, а результаты только в понедельник. Все выходные дёргался, написал или нет...
— А мне как-то по барабану, — признался Павля, — Это раньше, в школе из-за контрольных парился, а щас...
— Дак чё, мне тоже по барабану, просто больше из-за неизвестности психуешь, — сказал Салтыков, — Вот и щас тоже думаю: диплом получу, а дальше куда? Раньше всё как-то проще казалось: сначала в школе жизнь на десять лет вперёд была расписана, потом универ… А щас вот и не знаю, куда мне после диплома податься...
— Как куда? — изумился Кузька, — Разве ты не будешь работать в конторе своего отца?
— Ну и чё я там в этом Гражданпроекте заработаю? Это же госпредприятие, платят там копейки! А я хочу свой собственный бизнес, хочу много денег...
— Ну, в Архе ты много денег не заработаешь, — отрезал Павля, — За деньгами это тебе надо в Москву или в Питер ехать...
— Вот я и думаю щас над этим… Остоебенило мне тут всё — может, правда в Москву податься...
— Ну-ну, подался один такой, — неожиданно встрял в разговор молчавший до этого Негодяев, — А жить ты там где собрался? На заднем дворе, в собачьей конуре?
— Почему в собачьей конуре? — обиделся Салтыков.
— Ну, а где? Ты хоть знаешь, сколько там одно жильё стоит снимать? Без штанов останешься! — ехидничал Димас, — И какой ты там бизнес собрался мутить без прописки? Говно на телеге вывозить?
— Ну почему сразу говно? Ты, Негодяев, любишь всё усложнять, тебя послушать, дак вообще хоть ничего не предпринимай, знай сиди себе на жопе да штаны протирай...
— А тебя послушать, дак такую чушь городишь, что в зубы не возьмёшь, — огрызнулся Дима, — Всё, я пошёл домой, не могу больше твою чепуху переваривать.
Он холодно попрощался за руку с приятелями и, подняв воротник и засунув руки в карманы, зашагал семимильными шагами в сторону центра.
— Психует, — глядя ему вслед, ухмыльнулся Мочалыч, — До госов его не допускают, вот и нервничает...
— Да и хуй с ним, путь психует, — отозвался Салтыков, прокручивая что-то в своём уме.
— Слушай, — осенило вдруг Павлю, — А может, тебе реально… Оливу на это дело склеить? А?
— Оливу?..
— Ну да! А чё? И прописку в Москве получишь, и жильё!
— Гы-гы!
— А чё «гы-гы»? Какая разница, как пролезть в Москву, главное ведь зацепиться!
Салтыков притормозил у перекрёстка, раскурил сигарету, задумчиво выпустил в морозный воздух облачко дыма.
— Паха, да я уже думал об этом...
— И чего? Ой, да не загоняйся — чем тебе не девчонка? Ну, не понравится, дашь ей пинка потом, когда свои дела сделаешь...
— А этот её, членистоногий?
— Тоже мне, проблема! Сегодня есть он, завтра нет!
— Да это ещё как сказать… Он, конечно, дурак, каких поискать...
— Ну, не такой уж, положим, и дурак, — Павля скептически склонил набок голову, — Гляди, однако, как бы этот членистоногий тебя не обошёл.
Салтыков, задетый за живое, швырнул бычок на асфальт, с психом затоптал. Вот уже месяц, как он, увидев Оливу вживую, подумывал о ней, несмотря на то, что нравился ему совсем другой тип девчонок. Эта странная москвичка произвела на него некоторое впечатление, хотя, конечно, если бы она не жила в Москве, не говорила с акцентом на «а», и если бы не смотрел на неё с таким обожанием Сорокдвантеллер — Салтыков вряд ли бы вообще обратил на неё внимание. Ну и, разве что, если бы девчонок больше не было в округе, как это произошло однажды с Мими Целиковой.
— Гы-гы! Паха, смотри-ка, кто идёт навстречу!
Павля посмотрел на противоположную сторону дороги и от изумления аж присвистнул.
— Эге! Да это же членистоногий!..
— Вспомнишь говно...
— Тихо ты, ещё услышит!
— Да с чего, оттуда не услышит, — уверенно сказал Салтыков.
— Однако глянь-ка, он не один...
— Девчонка с ним какая-то...
— Олива, что ли?
— Да какая, к ляху, Олива? Глаза-то разуй!
— Фьююю! — Павля аж присвистнул, — Вот так компот...
Между тем, «членистоногий» приблизился к парням, ведя за руку какую-то низкорослую девчонку в дутом пальто, белой шапке и белом, завязанном снаружи шарфе. Даниил (ибо это был он), по-видимому, не узнал Салтыкова и Павлю: прошёл мимо них, отвернув от ветра лицо, и даже не поздоровался. Девушка, шедшая рядом с ним, почему-то хромала; лица её Салтыков не разобрал.
— Гы-гы! — пустил Салтыков им вдогонку.
— Мндооо! — издевательски протянул Павля, — Интересно, Олива-то знает, или ещё нет?
— Не знает, дак узнает… Всё впереди...
Мимо проехала какая-то замызганная «легковушка», окатив парней грязным снегом из-под колёс. Матерясь, Павля отскочил от края тротуара, начал суетливо тереть свои джинсы.