Жареные окуни и отличный сбитень

Жареные окуни и отличный сбитень

Я открыл глаза и уставился в полупустую кружку горячего сбитня. Все вокруг ходило ходуном, плыло перед глазами, комната кружилась в безумном танце, то взлетая вверх с умопомрачительной скоростью, то ухая вниз не менее резво.
- Ну что? – раздался насмешливый голос; он звучал где-то совсем рядом и одновременно далеко, за многие версты. – Снова здесь? Твой сбитень пока никто не трогал.
Я сжал веки так сильно, что перед глазами заплясали цветные круги. Посмотрел перед собой. Лицо владельца корчмы сжималось и удлинялось, становясь похоже на лошадиное.
- Что, сильно досталось? – тот же самый голос то приближался, то удалялся.
- Ох, голова… - я снова зажмурился. – Где я?
- В корчме, где же еще, - спокойно ответил хозяин, - давай, приходи в себя побыстрее и пей сбитень. Не зря же я его хранил и берег, на него много человек посягалось, знаешь ли.
Постепенно стены перестали изгибаться, кружка перестала прыгать передо мной, а потолок – подниматься и опускаться. Гул улетучился из головы, зуд в зубах стал терпимым, и кислый привкус с языка таинственным образом пропал. Я осмотрелся. Сплю, что ли? В камине ярко полыхал огонь, заставляя тени играть причудливый спектакль на стенах. Передо мной высилась толстая белая свеча, освещавшая лицо корчмаря, которое рассекали морщины. В зале оказалось людно, хоть я и ничего сперва не услышал: к потолку корчмы поднималось тихое бормотание завсегдатаев, нарушаемое порой громкими взрывами смеха. Кто-то бренчал на домре, иные посетители играли в кости на деньги. Я прищурился – три деревянных кубика показывали две шестерки и пятерку. Возле победителя высилась горка странных продолговатых монет.
- За сбитень ты, кстати, так и не заплатил, - задумчиво сказал корчмарь, сунув в рот трубку.
От нее поднялся сизый дым, настолько плотный, что казался утренним туманом, стелющимся по реке.
- А сколько… сколько я должен? - ответил я и полез в поясной мешочек.
Пальцы встретили холодный металл – значит, хоть деньги при себе имеются.
- За сбитень – целую жизнь, - корчмарь пустил кольца дыма изо рта, - а вообще, три монеты хватит.
Я извлек на свет три монеты – продолговатые, как и у игроков в кости. Таких мне еще не приходилось встречать, а герб и вовсе не походил ни на одно княжество или королевство, что я знал: колесо телеги, вокруг которого вилась змея. Собеседник тут же придвинул их поближе к себе.
- О, сегодня такие. Змея и колесо, отлично! – сказал хозяин заведения, едва я успел открыть рот.
Отклонившись назад так, будто страдал дальнозоркостью, корчмарь свел седые брови и уставился на герб, вращая монеты. Я постарался как следует разглядеть хозяина, который, казалось, видел меня не в первый раз. Но в памяти не осталось никаких упоминаний о нем: седые волосы, забранные в хвост, длинная борода до груди, простая льняная рубаха с закатанными по локти рукавами да черная шапочка. Я осмотрел себя. Вроде бы ничего не изменилось: стеганка, поверх нее – кольчуга, высокие сапоги, а на поясе – шестопер.
- Я здесь уже был? – спросил я, наклонившись поближе к корчмарю.
Тот стрельнул глазами, которые в свете камина походили на два маленьких изумруда.
- Был, и не раз. Но сбитень пьешь впервые. Точнее, в прошлый раз ты его не допил, а теперь вот вернулся, да еще и заплатил – я ценю честность! Только-только за квас рассчитался, я уж думал, снова в долг пить начнешь.
- Ничего не помню, - задумчиво пробормотал я.
Для верности потряс головой – но мысли только перемешались и совершенно спутались. Помещение вокруг стало гораздо более шумным и раздалось в стороны; больше столов, больше народа, чаще смех, кое-кто мерялся силами на руках. Кажется, в памяти начали всплывать обрывки воспоминаний о том, как я играл здесь в кости, о разговорах с корчмарем и о вкуснейшей рыбе, которую подавали в среду.
- Рыба… - начал я.
- Не сегодня. Сегодня пост, - ответил хозяин корчмы.
Я обернулся через плечо: закованный в латы рыцарь уплетал целого окуня. На столе красовался шлем с длинным красным плюмажем.
- Но ведь он ест, - осторожно заметил я и осекся.
Передо мной сидел все тот же корчмарь, но в красном камзоле с золотой цепочкой. На голове лихо сидел черный берет.
- Он другой религии, ему сегодня можно. А ты пей сбитень, пей.
Я глотнул из кружки. Горячий напиток заструился по жилам, вдохнул в меня жизнь, крепко ударил в нос смесью пряностей и первоклассного меда. Я с грохотом поставил на стол пустую кружку и утер бороду. Странное тепло растеклось по телу, и я расслабился, облокотившись на стол.
- Ну вот, совсем другой человек, - усмехнулся корчмарь, снова сунув трубку в зубы, - ну что ж, рассказывай. Как зовут тебя?
- Ты же говорил, я здесь был!
- Еще как был, но каждый раз по-разному представлялся. Ну, как величать тебя?
Я постарался вспомнить.
- Овтай.
- Приятно познакомиться, Овтай, - протянул мне руку корчмарь.
- А тебя как звать? – я затряс его руку.
- Можешь называть Тюштень. Большинство так называют.
Тюштень… странно знакомое имя. Я вновь осмотрелся – вокруг меня сидели воины в самых разных облачениях и из самых разных уголков мира. Они спорили, шутили, братались, смеялись, просили больше рыбы и сбитня. Я не успевал замечать, как их кружки наполнялись снова, а на столах появлялись блюда с окунями и щуками. Смутные воспоминания о легендах, что рассказывал отец, всплыли в голове.
- Я что… мертв, да? Погиб в бою?
- Нет, что ты, - корчмарь сидел, набросив меховой плащ на плечи; под ним сверкала новехонькая кольчуга, - просто немного потерялся в собственных мыслях. Такое бывает.
Еще одно колечко сизого дыма. Оно пролетело по невероятной траектории и нанизалось на свечу. Корчмарь надолго замолчал, а я с нетерпением поглядывал на дверь. Наконец, седовласый хозяин, казалось, задремал – я тронул его за плечо:
- Я могу идти? Спасибо за сбитень, но мне пора.
- Кто ж держит? Ты заплатил. Вон дверь, - корчмарь указал трубкой на выход, - но ты же все равно вернешься. Придержу тебе место, не беспокойся.
Никто не смотрел на меня, когда я подходит ближе и ближе к простой деревянной двери. Со скрипом она открылась, и я вышел в морозный октябрьский вечер. Снаружи только корыто с водой, у которого привязаны несколько коней; истоптанная и превращенная в грязное месиво дорога уводила в хвойный лес неподалеку, круто сворачивая у голубой ели. Я поежился и пошел вдоль дороги, то и дело оглядываясь на корчму. У входа покачивалась большая деревянная табличка с выточенными буквами: «Хряк и хмель». Но моя прогулка продлилась недолго: я прошел первый поворот и уперся в абсолютную темноту. Ни верха, ни низа – ничего. Осторожно я сделал первый шаг и попробовал черноту на прочность. Вроде бы держит. Я сделал несколько опасливых шагов, затем еще с десяток. Обернулся. Лес и поворот все еще стояли прямо позади меня, не отдалившись ни на аршин. Я побежал – пока окончательно не выдохся. Уперся руками в колени, оглянулся. Та же картина; лес, поворот, а между деревьев виднеется свет в окнах корчмы. Повернув назад, я двинулся в другую от здания сторону – только для того, чтобы снова наткнуться на пустое ничто.
Колокольчик у двери звякнул, сообщая Тюштеню, что я вернулся. Он не обманул – мое место все еще пустовало, а сам корчмарь восседал там же, покуривая трубку, надев коричневую стеганку и зеленый капюшон с узором на манер крепостной стены. Я грузно опустился на стул, отстегнул от пояса шестопер и глубоко вздохнул.
- Уже нагулялся? – хозяин усмехнулся.
- Скажи, Тюштень, - задумчиво произнес я, облизывая пересохшие губы, - мы точно в простой корчме?
- Да. «Хряк и хмель». Известна на всю округу, видишь, сколько посетителей?
Вопросы, как рой разозленных пчел, жужжали в голове, но я посмотрел в зеленые глаза хозяина корчмы и закрыл рот. Вспомнил про отцовские рассказы.
- А Вальгалла далеко?
- Очень далеко. Паршивая харчевня, если хочешь знать мое мнение.
- Это еще почему?
Тюштень указал на стол:
- Такой рыбы не подают.
Я посмотрел вниз – зажаренный на углях окунь с травами и печеным картофелем обволакивал меня дурманящим ароматом.
- Вроде сегодня пост, рыбу есть нельзя?
- Уже можно. Ты ведь уходил.
Я сунул в рот кусочек лакомства и мгновенно разомлел. Такого окуня мне действительно никогда не приходилось пробовать.
- Тюштень, а ты знаешь, куда воины попадают после смерти?
- Странный вопрос, Овтай. В корчму, конечно. Мы таким разрешаем класть ноги на стол. Ты ешь рыбу, ешь. А вот и сбитень!
Передо мной появилась полная кружка горячего сбитня. Я сделал большой глоток и полез в поясной мешочек за платой. Совершенно пуст… денег там не оказалось. На меня внезапно навалилась усталость, а глаза стали слипаться так быстро, будто я не спал три дня кряду.
- У меня, - сказал я заплетающимся языком, - нет больше денег.
- Ничего. Заплатишь в следующий раз, как обычно. Пей сбитень, ты только с улицы.
Еще один глоток. И еще. Корчма завертелась вокруг меня, и Тюштень пропал в водовороте кольчуг, свечей и жареных окуней. Я распахнул глаза и резко вдохнул смрадный холодный воздух. Над полем брани тучей чернели десятки зловещих воронов. Вскочив на ноги, я поднял шестопер, но вокруг не оказалось ни единой живой души – только павшие, чьи волосы трепал ветер, да одиноко звякнула моя разорванная кольчуга.