Жена да прилепится к мужу своему.

Жена да прилепится к мужу своему.

Наташка надавила на кнопку звонка, и когда дверь открылась, сунула туда Марьяну.

- Держи. Всё. Сдала с рук в руки. Привет – пока. Меня такси ждет.

Она бросилась вниз по ступенькам, впрочем, умудряясь сохранять достоинство. Как ей это удавалось? Наташка в любой, самой патовой ситуации, как бы ни накосячила, всегда сохраняла достоинство. Как рыцарь на белом коне, она всегда следила, чтобы все, кто участвовал в празднике жизни, попадали домой, ни щадя для этого ни своих сил, ни времени, ни бабок, в смысле денег. Пьяной её не видели никогда, хотя она не уклонялась, не притворялась и всегда честно выпивала свою рюмку. Правда наступал момент, когда она твердо говорила: «Всё, хватит, мне ещё Олю (Свету, Юлю, Колю, Бодю) домой тащить.»

Марьяна стояла, покачиваясь, и упала бы, если бы не оперлась на захлопнувшуюся дверь.

- А шо такое? Я не пьяная. Ой, прости, я пьяная – пьяная. Спать, спать… в люлю бай… гуд бай, гуд бай.

Андрей молча смотрел на свою гражданскую жену.

- Ну что ты смотришь на меня в упор, я не боюсь твоих глаз, зараза, - пропела девушка, - ой, что-то я запела шансон, никогда не любила шансон, включи мне «Мелодию ангелов» Моцарта, будь ласочка, ля-ля-ля, - она попробовала напеть, и сама же стала смеяться, - ха-ха-ха, спеть Моцарта – это круто.

Марьяна не часто так отдыхала, можно даже сказать, редко. Она не любила спиртное, и все что с ним связано, эту, как она говорила, «дурацкую муть в голове и теле, ждешь, когда оно пройдет, чтобы снова стать самой собой», приступ необоснованного веселья, сменяющийся вялостью и желанием лечь, не любила то скотское состояние, в которое человек добровольно себя погружает, говорит несусветные глупости, плачет и смеётся как идиот. «Не люблю, когда я – это не я» - как-то сказала она ему после бурно отпразднованного Нового года, - «так ждала праздника, и все прошло в каком-то тумане и суете. Стоило год ждать, чтобы потом заболеть по-собственному желанию. Неужели человек ближе к животному, чем к мыслящему существу?»

Вчера он шел с работы и предвкушал вечер с любимой женщиной, а она позвонила и извиняющимся тоном сказала, что её подругу Наташу обидел её парень и им надо пообщаться. Они посидят в кафе, и она (не поздно!) придет домой. Андрей уже знал эту Наташу. Она могла выпить больше любого мужика и оставаться на ногах.

- Смотри, не пей, - мрачно предупредил он.

- Ну что ты! Мы возьмем мороженого, обещаю.

- Я через час подъеду, где вы будете?

- Я не знаю, Наташка ещё не решила, ой, она сильно расстроенная, почему вы, мужчины, бываете такими?

Андрей не стал уточнять какими, буркнул:

- Я перезвоню, - и отключился.

Потом она не слышала звонка мобильного, не отвечала. Он метался как лев в клетке. «Зачем тебе, сука, мобильный телефон…» Марьяна очень возмущалась, когда впервые услышала эту песню.

«Такое ощущение, что они поют для дебилов. Музыка должна быть красивой, возвышающей душу, а это какой-то отстой. Хотят сказать, что юмор? Да нет, это такой уровень развития!»

Сейчас именно эта песня подходила к его состоянию. Взять такси и последовательно объезжать все кафешки? Городок не такой большой. Не факт, что они там, в одной из них. Они могут быть где угодно. Эта Наташа… Андрей был вне себя.

Потом она наконец взяла трубку. По голосу мужчина понял, что Марьяна выпила.

- Мы скоро приедем, Наташа привезет меня на такси. Не волнуйся, я в норме. Я люблю тебя, если бы ты знал, как сильно я люблю тебя… А хочешь, когда я приеду, мы… сделаем то, что никогда не делали, хочешь? Помнишь, ты хотел, а я не согласилась? Скажи мне что-нибудь хорошее, скажи, что ты не сердишься, правда?

Андрею стало легче.

- Где вы? Я приеду, заберу тебя. Где вы находитесь?

- Наташа уже вызвала такси, не переживай, я скоро буду. Иди в душ. Цем-цем, – и отключилась.

Это «цем-цем» означало, что она была сильно пьяна, потому что обычно у них не принято было такое сюсюканье. Марьяна всегда фыркала и строила гримаски, когда слышала на улице или в автобусе, как девушка по телефону говорит «кисюня» или что-то подобное. Конечно, они говорили друг другу и слова любви и нежности, но без этой сладкой приторности, без показушности. Прошло ещё два часа, телефон она не брала, вероятно он лежал в сумочке, и она не обращала на звонки никакого внимания.

Теперь она стояла перед ним пьяная, и это ещё можно было пережить, но… джинсы… джинсы были расстегнуты. Ужасные картины проносились в воображении Андрея, и он стоял, оцепеневший от нахлынувших эмоций, боясь сдвинуться с места, чтобы не ударить её.

Марьяна закрыла глаза и сползла на пол.

- Прости, я так устала, я немного подремлю… и зачем люди пьют? Я и так хорошо сплю…

Она свернулась клубочком, как котенок, на коврике, положив голову на руку. Пытаясь справиться со своими противоречивыми эмоциями и порывами, Андрей поднял её с пола и отнес на диван.

Всё было бы ничего… если бы не джинсы… Они были расстегнуты. Фирменная кнопка болталась, молния разошлась и было видно голубенькое кружево трусиков.

…Андрей сидел на кухне и курил. Ему было уже тошно от выкуренных сигарет… а может ещё от чего-то. За окном начинало светлеть. Густые краски ночи разбавлялись приближающимся утром.

Марьяна сползла с дивана и пошатываясь, пошла в ванную. Она довольно долго там плескалась под душем, и вышла немного освеженная и взбодрившаяся. Зашла на кухню.

- Андрей, ты что не спал?

Мужчина молча смотрел в окно. Кое-где бродили зевающие владельцы собак, вокруг них наяривали круги (откуда столько энергии ранним утром?) лохматые и гладкошерстные домашние любимцы.