Октябрь спешил на встречу с братцем ноябрём. Начиналась третья декада месяца. За окном чернел осенний вечер. Небо было беспросветно затянуто тяжёлыми тучами.
Гришка с работы пришёл как всегда поздно. Без него за стол не садились. Верка по обыкновению была не в настроении, гремела на кухне посудой. Катерина тихой мышью сидела в своей комнатёнке-спаленке.
Уже полгода она живёт у племянника мужа, человека недалёкого, жадного и вечно всем недовольного. Он был одногодок с её сыном Юрием. Она овдовела, когда сыну Юрию только исполнилось семнадцать лет. Он заканчивал школу и стоял на распутье: поступать ли в военное училище связи, как отец, или идти в судостроительный, так как увлекался изготовлением моделей морских судов разных времён и знал о них всё, что можно было найти в энциклопедиях и специальной литературе, имеющейся в библиотеке. А пока ему предстояло сдать экзамены за десятый класс. Об экзаменах он не переживал.
В день последнего звонка пришло сообщение о гибели Валерия, мужа и отца. Муж у Катерины был военным, офицером-связистом. И гибель отца решила выбор в пользу военного училища связи. Валерий находился в одном из государств, где шли военные действия. Мужа доставили в цинковом запаянном гробу. Он подорвался на мине и там не на что было смотреть. У Юрки был сильный характер – весь в отца, и у него была цель. Он смог справиться с горем и хорошо сдать экзамены.
Юрка с отличием окончил военное училище связи, но увлечение моделированием не оставил. Вот и сейчас у неё на комоде стояла одна из его моделей старинного трёхмачтового парусника, предназначенного для перевозки грузов.
- Собирайся! – отвлёк Катерину от воспоминаний, заставивший вздрогнуть, окрик Гришки. – Отвезу тебя в твой сарай, – это он так назвал её добротный дом-пятистенок с круглой железной крышей в деревне в пятнадцати километрах от города, крупного райцентра, где они жили. – Риелтор замучился покупателей водить. Посмотрят и уезжают. Никто не берёт твою халупу. Ты всё стонала по ней, так что собирайся, отвезу.
Говорил Гришка со злой решимостью, старательно не глядя на Катерину.
- Да куда же на ночь-то глядя? – удивилась Катерина скоропалительному решению Гришки. – Ещё и не ужинали. Что я там, в пустом доме, есть буду? – оказала слабое сопротивление пожилая женщина.
- Завтра купишь продуктов, – с раздражением проговорил мужчина. – Ты же сегодня пенсию получила, вот и купишь, чего хочешь. Верк, положи ей чё-нить с собой и помоги собраться.
Верка внесла в комнату рыночный баул и принялась, молча, спихивать в него из шифоньера старенькое постельное бельё. Его и было-то всего три комплекта.
- «А куда же новые подевались? – подумала Катерина. – Я же в прошлом месяце два комплекта купила. Вчера ещё тут лежали». Но промолчала.
Верка продолжала спихивать вещи в баул. Сгребла прямо с плечиками пять платьев Катерины и четыре блузки с двумя юбками, отправила к постельному белью. Демисезонное пальто осталось висеть на плечиках. И вязаный фабричный жакет. Катерина в каком-то ступоре наблюдала за действиями Гришкиной супружницы, как та себя называла, не смея оказывать сопротивления. Потом, словно очнувшись, сама сняла с полки своё бельишко, теплые шерстяные рейтузы и двое колгот, шерстяную кофту, сняла с плечиков пальто и жакет, свернув аккуратно, положила в баул. Вынула из нижнего ящика две пары сапог – зимние и осенние, завёрнутые в куски фланели. Они не новые, но бережно пять лет ношенные, и вид имели приличный. Обувала их Катерина только на выход в люди: в магазин и поликлинику, несколько раз в театр.
Вышли в прихожую. Верка подпихнула под ноги Катерине старые утеплённые калоши, в коих она выносила мусор к контейнерам во дворе, и стала напяливать на Катерину свой старый пуховик.
- Шубу потом привезём и остальные вещи, – пообещала, натягивая рукава на непослушные руки Катерины и повязывая на голову, видавшую лучшие времена, пуховую шалёшку.
Катерину выпихнули из квартиры чуть ли не взашей. Гришка нёс полупустой баул, в котором спокойно могла бы уместиться её мутоновая шуба, хранящаяся на лоджии тщательно упакованной в полиэтиленовый мешок, исполнявший роль кофра, и новая тёплая, на синтепоне, куртка, оставшаяся висеть на вешалке в прихожей.
- Ой, а посуда, – спохватилась, очнувшись, Катерина. – И сумочку, сумочку-то с документами и телефоном в шифоньере оставили.
- Там у тебя ещё осталась посуда. На первое время хватит, – прохрипел Гришка, избегая смотреть в глаза. – Без сервизов обойдёшься. А сумку с документами с остальными вещами на следующей неделе завезу. Неделю без телефона поживёшь.
У подъезда стоял Гришкин самосвальный «газон». Гришка работал в ЖКХ и калымил в нерабочее время, перевозя покупателям стройматериалы и мебель из магазинов. Катерина направилась было к кабине, но, Верка прошмыгнув вперёд, заскочила на сиденье и захлопнула дверцу.
- В кузове поедешь, не барыня, – подтолкнул опешившую Катерину Гришка к заднему, открытому борту, закидывая в кузов баул, а следом и саму Катерину.
Зло выматерившись, Гришка влез в кабину и хлопнул дверцей. Нынче он, почему-то был злее обычного, раздражительнее. Машина тронулась с места, а Катерина, усевшись на баул, тихо залилась слезами.
Разве думала шестидесяти восьмилетняя бывшая учительница начальных классов Екатерина Власьевна Саульская, жена и мать офицеров Российской армии, что старость будет настолько безрадостной. Её сынок, радость её и надежда в тридцатилетнем возрасте за неделю до свадьбы погиб в автомобильной аварии. Ехал из деревни в город и на трассе столкнулся с фурой. Водитель фуры не справился на повороте с управлением, машину занесло. Был март, и оледеневшая трасса представляла собой каток. С тех пор прошло семнадцать лет.