Жестокие сказки. Красная Шапочка.

Жестокие сказки. Красная Шапочка.

... она ощутила, как обнаженных ног коснулся свежий ночной ветер. Абель откинула влажное от пота покрывало, смахнула светлую прядь, прилипшую ко лбу.

Ночь выдалась душная. Несмотря на это, матушка, впрочем как и всегда, строго-настрого запретила открывать окна. С тех самых пор, как Абель стала девушкой, родительница бдила ее честь пуще дворовой псины. За недостаточно скромный взгляд на рынке девушка могла схлопотать по лицу. За пару слов с незнакомым мужчиной — пяток раз хворостиной вдоль хребта.

Впрочем, это не мешало матери регулярно предаваться блуду. Кто только не захаживал к милой Мелани за грошовой лаской. Вот и сейчас за стеной слышались приглушенные голоса и торопливая возня.

Мать всегда говорила, что не допустит подобного удела для дочери, что ее девочка, ее искупление грехов, будет самым невинным цветком в мире. Лучшим вариантом для Абель Мелани видела монастырь. Она заставляла дочь много и исступленно молиться. Если же требы, по ее мнению, были недостаточно горячи, то девушка, должна была выдержать трёхдневный пост и молиться в два раза чаще, чем обычно. После такого обычно дико болели посиневшие колени, а сил было только на то, чтобы упасть в кровать и спать, пока мать не прервет покой для следующего молебна.

Абель с наслаждением вдохнула свежий воздух, напоенный благоуханьем снежноягодника, цветущего под ее окнами.

Легкий сквозняк пробежал по руке. А затем он превратился в прикосновение. Нежное, еле отличимое от ветерка. Вдоль ключицы, по округлому плечику. Изгиб шеи опалило дыханием.

Влажный шершавый язык легко прошелся по ее приоткрытым губам и кончику носа. Затем оставил прохладную блестящую дорожку на скуле. Мочку слегка прикусили. Абель чуть слышно застонала, подалась навстречу.

Из материнской спальни доносились сладострастные вскрики и частый скрип бывалой кровати. Поначалу это пугало и расстраивало Абель, но со временем подобное начало волновать ее совсем по иному. Девушка не могла никак осознать, почему вдруг ей было так сладко и тревожно в такие ночи. А потом она начала себя трогать. Робко, несмело. После такого она молилась до рассвета, ей было страшно. Абель казалась себе грязной и греховной. Но позже, когда она набралась опыта, подобные тревоги покинули ее. Остался только страх того, что о ее похоти узнает Мелани.

Как-то девушка набралась смелости и, подкравшись ночью к двери материнской спальни, заглянула в замочную скважину. То, что она там увидела, еще долго не отпускало ее. Она была шокирована и... Дико взбудоражена. После она раз за разом представляла, что не Мелани там, на скомканных простынях, надрывно стонет под очередным любовником, а она сама. Как раз за разом поднимается влажный от пота мужской зад и входит в нее твердая мужская плоть.

Сейчас в полудреме на нее вновь нахлынули эти видения. Она глубоко дышала, подавалась на невесомые ласки, которые, впрочем становились все смелее.

Абель ощутила, как кто-то разводит ее ноги. Она окончательно вынырнула из неги и распахнула глаза.

Меж ее бедер коленями на простынях стоял молодой мужчина. Он был готов овладеть ею, смотрел на нее с хищной жаждой и восхищением. Абель замялась на миг, ее щеки зардели алым, а затем она взяла внезапного гостя за руку и потянула на себя.

Мелани в спальне по-прежнему ритмично взвизгивала.

Абель подалась вперед и припала к устам незнакомца. Целоваться она не умела, просто зажмурилась и прижалась к его влажным соленым губам. Мужчина запустил пальцы в ее волосы, притянул. Его язык проник внутрь ее рта, что заставило Абель вздрогнуть и запылать с новой силой. Незнакомец целовал с напором. Казалось, еще мгновение — и он вопьется в нее зубами. Однако все это, жар мужского тела, соленый вкус чужих губ, непривычные крепкие руки, сводили девушку с ума.

Он отстранился.

Абель с трудом разомкнула отяжелевшие веки. Глаза незнакомца сияли желтым пламенем. Он улыбался ей, но не улыбкой, а клыкастым оскалом. Девичьи белые бедра мяли когтистые лапы, скоро покрывающиеся черной шерстью.

Девушка подавилась воздухом, метнулась к изголовью кровати и завизжала. Чудовище метнулось прочь.

Дверь распахнулась и в комнату ворвалась маман в одном исподнем и ее ночной визитер, натягивающий попутно штаны.

Когда Абель осмелилась вынырнуть из своих ладоней, она увидела, что чудовища в комнате нет. Только створки распахнутого окна, выходящего в сад, еле заметно качались туда-сюда.

***

Ее бабка жила в лесу. В маленьком кособоком домике из мшистого камня. Абель никогда не рассказывала, что приходится внучкой ведьме. За такое родство можно было и камень в голову получить.

Бабка давно уже потеряла человеческий вид. Она скрючилась, высохла, покрылась седой косматой шерстью. Старуха постоянно что-то бормотала себе под нос, чихала и мокро швыркала носом. Частенько кухонным ножом она резала внучке руки и собирала бусины выступившей крови для своего черного ремесла. Все запястья и предплечья девушки были исполосованы тонкими нитками шрамов, от чего Абель приходилось носить платья с длинными рукавами даже в зной. Еще бабка приманивала на нее лесной гнус: раздевала внучку, обмазывала каким-то вонючим зельем и выводила в сумерках из дому. Сама же, закутавшись в дряхлую шаль, шлепала комаров и мошкару прямо на теле девушки, собирая насекомьи трупики по пыльным склянкам. Абель каждый раз холодела от воспоминаний об этом. Насекомые тучей налетали на нее, звон их крыльев оглушал. Перебирая лапками, они ползали по незащищенной коже, лезли в нос и уши. Пока старая ведьма собирала их на спине, они до красна заедали грудь и живот. Абель нельзя было шевелиться, чтобы не спугнуть добычу. Все, что оставалось девушке — жалобно всхлипывать и ронять крупные слезы.

Она до дрожи боялась свою бабку. Боялась и ненавидела.

Но мать заставляла навещать старуху. Мелани каждый месяц собирала в большую корзину продовольствие для старухи и отправляла дочь к ней.

По дороге разговаривать с людьми было запрещено. Сходить с дороги или идти каким другим путем, кроме одного, выбранного родительницей — запрещено. Останавливаться, заходить куда-либо — ни в коем случае.

Сегодня Абель осмелилась на дерзость. Мать велела ей отнести провизию старухе, после чего отправилась на дом к состоятельному гражданину.

Убедившись, что Мелани ушла, Абель нарядилась в белоснежное платье и затянулась материнским бархатным корсажем так, что грудь ее поднялась и показалась над декольте двумя молочными полусферами. Одеваться девушке было разрешено только в просторные некрашенные рубахи, или неприметные серые платья, покрывающие колени и грудь. Оттого, крутясь сейчас перед зеркалом, и казалась она себе сейчас такой красавицей.

Закончила свой наряд она темно-красным шапероном, так замечательно обрамляющим ее хрупкую красоту, светлые кудри и рдеющие губы. От такой одежды она пришла в восторг! Ей под страхом побоев запрещали носить яркие вещи. Особенно алые. Цвет королей и проституток привлекал мужчин, как огонь мотыльков.

За дверь Абель выходила с опаской. Ей казалось, что мать поджидает ее за каждым углом с палкой. Но это было не так. Улица за улицей, девушка спокойно проходила свой маленький городок и с трепетом замечала, как на нее оглядываются молодые парни и мужчины постарше. Вскоре она расправила вечно ссутуленные плечи и подняла вверх головку. Да, она была красива. И сейчас она ощущала это как никогда сильно.

В последний раз Абель себя чувствовала так около полугода назад, под взглядом желтых глаз незнакомца, забравшегося к ней в окно ночью. О, какое бесчисленное количество раз она вспоминала этот жаркий поцелуй, требовательные руки, и страшно жалела, что тогда закричала и не дала чудищу свершить задуманное. Теперь, когда она ночами предавалась греху, Абель больше не представляла себя на месте матери. О, нет, у нее была своя история и свой мужчина, пусть даже и так мимолетно. Абель многое отдала бы, чтобы еще раз пережить эту ночь. Но теперь она не проронила бы ни звука.

Вскоре городские улицы оборвались, и девушка нырнула в разлапистые ветви вековых елей с голубой хвоей. Это лес вообще был крайне необычным. В нем можно было встретить оленей с цветущими рогами, трехглазых филинов, эхо бродило в нем часами, а по ночам слышались протяжные песни нечисти. Абель догадывалась, что всему виной ее бабка. Однако могло быть и наоборот, так, что подобное место привлекло старую каргу.

Тишина в лесу стояла сегодня необыкновенная. Ни птичьего гомона, ни шума листвы. Вокруг сгустился мрак, переплетенные кроны не пропускали солнечного света. Было сыро и промозгло. Абель встревожено поёжилась и зашагала по узкой тропе, петляющей меж толстых шершавых стволов. Ей все время казалось, что спину ей прожигает чей-то острый внимательный взгляд, от чего девушка постоянно оглядывалась.

Вскоре, тропа расширилась, и Абель вышла на распутье. Несколько дорожек сплетались здесь, на небольшой поляне, в тугой клубок.

Она встретилась взглядом с волком. Большой зверь черной масти неподвижно сидел посреди лесной прогалины и внимательно следил за девушкой золотыми глазами. Абель остановилась. Неужели это?..

Она подошла к волку на пару шагов, вновь замерла. А если нет? Если он сейчас кинется и убьет ее?

— Здравствуй... — нерешительно проговорила девушка, — Если это ты приходил ко мне в ту ночь, дай мне знак.

Волк не шелохнулся.

Абель испуганно отступила. Не он!

— Пропусти, — всхлипнула она, — Уйди с тропы.

Зверь встал и неторопливо пошел прямо на нее. Девушка закрылась корзиной и зажмурила глаза от страха. Вот и пришел ее конец?..

Она почувствовала, как гладкая шерсть коснулась ее ног. Волк обошел ее по кругу, затем нос его, черный и мокрый, скользнул под подол. Шершавым языком он прошелся по дрожащим коленям, скользнул выше по бедру, обжигая кожу дыханием.

— Стой, — взмолилась шепотом девушка, — Оставь меня...

Волк вынырнул из-под платья, ткнулся мордой в корзину со снедью.

— Не дам!.. — Абель прижала лукошко к груди, — Это для моей бабушки. Она живет в лесу. Она ведьма... Ее я боюсь пуще тебя, чудище.

Волк отступил, глухо зарычал, прижав уши, и кинулся в чащу.

Абель бросилась, куда глаза глядят. Она бежала не оглядываясь, не разбирая дороги, а когда остановилась, поняла, что свернула не на ту тропу и заблудилась. Переведя дыхание, девушка решила идти вперед. Куда-то же должна была вывести ее эта дорожка?

***

Мощные лапы быстро донесли Лоупа до ведьминой завалюхи. Он прекрасно знал эту старуху. Именно она обратила его зверем много лет назад.

В нескольких шагах от двери с волка клоками начала сползать шерсть, затем и лохмотьями звериная шкура. Он выплюнул клыки вместе с кровавой слюной и содрал с лап когти. По ступеням Лоуп поднимался уже человеческими ногами.

Взявшись за тяжелый медный молоток, он постучал в дверь.

— Кто там? — донесся из-за двери раздробленный скрипучий голос.
— Внучка твоя, — по-девичьи ответил Лоуп, — Принесла тебе гостинцев.
— Вну-учка, — протянула старуха, — Входи, Абель, входи, дорогая.

Лоуп вышиб дверь плечом и ворвался внутрь.

Ведьма лежала на широкой грязной кровати. Человеческого в ней не осталось совсем. Она распухла, как болотный пузырь, что-то внутри нее мерзко булькало. Слепые белые глаза были широко распахнуты, а беззубый слюнявый рот постоянно будто что-то пережевывал и шамкал.

— Проходи, внученька. Я тут хворь схватила какую, совсем занемогла. Но ты не страшись, приблизься, поцелуй бабушку.

Лоуп скривился от отвращения. Он подошел к кровати, взял старуху за щиколотку и стащил ее на пол. Ведьма упала с мерзким хлюпаньем, ее живот заколыхался от скопившейся внутри жидкости, как бурдюк с водой.

— Что такое?! — взвизгнула карга — Кто ты?

Молча, не отвечая на причитания, Лоуп выволок старуху на улицу, швырнул в бурелом и, обернувшись волком, прыгнул следом.

***

Только к ночи сумела несчастная Абель добраться до дома бабки. Она на миг даже обрадовалась, что наконец выбралась из чащи, но затем вспомнила, что ее тут ждет, и сразу же вновь сникла.

Девушка постучалась в дверь, но ответа не последовало. Она позвала бабку — тишина.

Абель толкнула дверь, переступила порог дома и удивленно замерла. Дом был окутан мягким мраком. Все свечи были потушены, и только лишь скромный камин и Луна освещали единственную комнату.

Кровать бабушки была застелена черным шёлком. Его кожа на фоне угольных простыней виделась особенно светлой, словно бы полупрозрачной в обманчивом лунном свете. Казалось, что он спал, но Абель чувствовала, как волк следит за ней из под густых ресниц.

Она неспеша оглядела его: длинные ноги в шелковых чулках, короткая полупрозрачная сорочка, под которой можно было угадать контуры его крепкого тела.

Волк разомкнул губы, подкрашенные кроваво-красным:

— Ну здравствуй, внученька, — голос его был глубокий тягучий. От него у Абель по спине пробежали мурашки.
— Здравствуй, милая бабушка, — девушка стянула с головы красный шаперон. По плечам рассыпались золотые непокорные кудри. — А почему у тебя такие большие уши?
— Чтобы лучше слышать тебя. Каждый удар твоего сердца...
— А почему у тебя такие большие глаза? — Абель нерешительно шагнула к кровати.

Темные ресницы дрогнули, и волк распахнул сияющие желтые глаза. Он, довольный вниманием, заурчал, приподнялся на локтях.

— Чтобы лучше видеть тебя, девочка моя, — он откинул голову назад, демонстрирую жилистую длинную шею, впрочем, не отрывая взгляда от девушки.

Абель, завороженная этим зрелищем, не могла оторвать глаз от прекрасного существа. Тонкий, сильный, сплетенный словно из стальных канатов. Она подошла к кровати и мягко, чуть дыша, дотронулась кончиками пальцев до колена в нежном шелке чулок, затем огладила стройное бедро, поднялась чуть выше, приподнимая край сорочки...

Когда ее рука дотронулась до теплой кожи, девушка чуть не упала в обморок. Голова пошла кругом, от ощущений, образа хищника.

— Сними свой фартук и корсаж, брось их в огонь. Они тебе больше не понадобятся, — мягко сказал он, — А затем приляг со мной, милая, согрей свою несчастную бабушку.

Абель подчинилась. Она готова была принести эту жертву. Девушка стянула одежду, швырнула тряпье в камин и опустилась на кровать. Волк прижал ее к простыням и приник к ней горячим телом.