Жестокое кино

Жестокое кино

Жестокое кино

Стоит на перекрестке двух улиц имени одного Героя двухэтажный восьми квартирный дом. Дом как дом. Облицованный с фасада фальшивым мрамором и облупленной штукатуркой со двора. Обычный дом, как и жильцы его населяющие.

В квартире №1 проживает Якимова Наталья Тихоновна. Ей уже за шестьдесят, и она честная вдова нечестного пивника Сулеймана, который очень давно привез тоненькую смуглянку из далекой Украины, покоренный знойным темпераментом, борщами и варениками. Но особенно удавался Наталье Тихоновне самогон, который она в местных условиях приноровилась гнать из ягод тутовника. Куда там родной горилке! Первач (70 градусов) шибал Сулеймана так, что он после первого стакана валился с табурета, не в силах закусить. Этот первач и спровадил Сулеймана на тот свет, а Наталья Тихоновна овдовела. И ее потянуло в Украину. Она даже пару раз сходила в украинское посольство. И даже поменяла паспорт. И стала Якымиф Наталкой Тихоновной. Но и только.

Сейчас Наталка Тихоновна сидит перед телевизором и смотрит очередную, пятьсот восемьдесят шестую, серию «мыльной оперы» – « Деньги не плачут». Если вкратце изложить содержание первых пяти сотен серий, то дело было так: некий Хуан Гонсалес, или хрен его знает кто, влюбился и собирается жениться на очаровательной девушке, которая оказалась внучатой племянницей менеджера отеля, где работает мойщиком окон вышеназванный Хрен.

Однако на пути влюбленного встает множество преград. Он некрасив, уродлив и на редкость туп. Так что ему предстоит, героически преодолев эти препятствия, превратиться в конце в прекрасного принца. Задача сложная даже для южноамериканских сценаристов «мыльных опер». Тем более, что мать Хренсалеса оказалась внебрачной дочерью брата менеджера отеля, где работает ее сын. И, таким образом, невеста и мать главного героя оказались незаконными родственниками, и на брак рассчитывать не могли, потому что католическая церковь против подобных браков. Вот если б девушка оказалась мальчиком…

Все это Наталка Тихоновна торопливо, глотая слова, а иногда и вставную челюсть, рассказывала внучке Анечке. Которая (вот жрет-то) по самые уши погрузилась в трехлитровую банку варения. Внучку привозили к Наталке Тихоновне три раза в неделю, чтобы обеим было веселее.

Но вот закончилась многострадальная реклама и серия началась. Хрен Гонсалес вышел из дома и, закурив, отправился к дому своей возлюбленной тети-невесты…

Одновременно с сериалом в квартире №5 в семье Арутюновых начался семейный скандал. Муж пришел домой. Но без денег. Он так сказал. И началось.

Дело в том, что большеглазая Диана – дочь Арутюновых, вышла замуж за турка. Турок он и есть турок. Даже заграницей. Он любит окружать себя уютом. Поэтому Сабир-эфенди, как он себя называл, и женился на Диане, поэтому и поселился с молодой женой в шикарно обставленной квартире ее родителей. Он наивно надеялся, что осчастливив семейство Арутюновых, приобрел покорную любовницу в лице Дианы, а в лице ее родителей – послушную прислугу. Но не на тех напал. Уже к концу медового месяца Сабир-эфенди научился мыть посуду, выносить мусор и вытирать пыль с хрусталя, которым очень дорожили Арутюновы, и самое главное – отдавать всю зарплату родителям жены, не оставляя себе даже на карманные расходы. Благодаря тому, что прозорливая и заботливая теща зашила все карманы на костюмах и брюках зятя, утверждая, что таким образом отучает невоспитанного и неотесанного турка от дурной привычки держать руки в карманах.

Одним словом, пока тесть и теща заботливо пересматривали портмоне и сумку зятя, супруги тихо ссорились в своей маленькой комнате на большой кровати. Сабир потихоньку стукал жену головой о стену, приговаривая, что армяне самый вредный и пройдошливый народ, а Диана полосовала грудь и спину мужа длинными ногтями и страстно шептала, что турки много веков грабили и убивали армян, и давно пора рассчитаться за геноцид армянского народа. При этом старенькая кровать покряхтывала и поскрипывала, грозя развалиться, и доводя до бешенства соседа из квартиры №6.

Соседа звали Максат. Звали до того момента, пока он не приобщился к исламу, и не начал, оставив распутное прошлое, пятикратно читать намаз. Так он стал муллой, и стали знакомые называть его Ходжа-ага, т. е. человеком, который совершил хадж (паломничество) в Мекку. Был ли в Мекке Максат, история о том умалчивает. Но зато она знает, что стал он чураться женщин, выпивки и увеселительных заведений, которым посвятил всю свою первую половину жизни. А как сказал Воланд: что-то недоброе таится в человеке, который избегает веселых пиров, азартных игр и общества прекрасных женщин. Такой человек либо чем-то болен, либо втайне ненавидит весь этот мир… Ну что поделаешь, мода есть мода.

А вот в квартире №4 – тишь да гладь. Семья профессора Аждарова проводит культурный досуг. Сам профессор в своем кабинете штудирует пухлый том Ницше, делая пометки на полях острым карандашом, споря и соглашаясь с великим философом.

Жена профессора – в кресле-качалке, – изучает «Божественную комедию» Данте. Прикидывая между делом, какой круг ада уготован ей?

Сын профессора, растянувшись на диване, листает «Фауста» Гете, попутно мечтая встретить своего Мефистофеля, чтобы запродать себя подороже – а на вырученные деньги купить новую машину, квартиру, дачу и… Тут внутренний голос мечтателя испуганно замолкает, потому что рядом сидит, забравшись с ногами в кресло, его жена – существо до невозможности стервозное, – и с упоением читает роман Жорж Санд. Какие мужчины! Какая эпоха! Блеск! Шик! Как они ухаживали! Как добивались любви своих возлюбленных! Не то что этот… Женщина с презрением косится на лежащего на диване супруга. Она ведь тоже могла покорять мужчин красотой и талантом. Правда, красоты у нее немного меньше, чем таланта. А вот признаки таланты были налицо – ее даже в балетную школу родители водили. Во втором классе…

Внук профессора – пятнадцатилетний юнец, – запершись в ванной, тихонько ахая, вникает в таинства «Камасутры», стянутой у отца. И представляет себя, обучающим пикантным позам из древнеиндийского манускрипта первых красавиц класса. Правда у него пересыхает в горле и трясутся руки при первой же попытке заговорить с девочками, но в мечтах, навеянных картинками, он – смел и неотразим… А его «Ламборджини», который он припаркует у ворот школы сведет с ума всю женскую половину школы, и даже молодая химичка, будет на коленях умолять его взять ее силой, а когда он восторжествует над ней, она будет плакать от счастья, и просить прощения за «тройку» в четверти…