Жил-был Ван Ваныч, гротескный роман

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

Расставила Жизнь вокруг Ван Ваныча те ещё неШахматные фигуры, а самой жизни не научила. Чуть в сторону сделает шаг Ван Ваныч, так тут же ему и Мат!..

Но недолго печалился наш герой, и стал отбирать по жизни только фигуры лицеприятные, корявые и такие же, как он, Ван Ваныч, воистину бесполезные...

И те начали рукоплескать своему новому кумиру от рассвета и до полудня. А к полудню попадали под лавочки и в лужи окрестные, и уже больше не плескали в ладоши, а всё больше в хлябях грязевых плескались да плавали...

С этого всё и началось...

...

Малина отошла, ежевика — в дороге... Ноги гудят. До Птички — 10 километров. К ним — 50 копеек... Собственные ноги дешевле...

Быковня. Линия электропередачи... Вот и тропа. Тропа блаженства.

...Вчера вечером вышел Ван Ваныч на Лоходром. Постоял-покурил с дружбанчиками. На Поле Дураков страда. Пашут без выходных. Ловкость рук — и никакого мошенства. Десять-двенадцать гривен на рыло, два бакса. При та-кой нервотрёпке не густо. Напёрстки пропили, стаканчики — тоже... Теперь сухой закон! Как в ГАИ... Чуть запах — из бригады вон! Работа...

В девять вечера встретились у Буратино. Ван Ванычу — кофе, трудягам — пиво... Водка, сухарь, коньяк. Сухарь не простой — мартини... Водка простая.

Вечером в наш магазинчик заскочила Валентина. Глаза серые, губы сиреневые, косички дугой. Подбрасывал до потолка вплоть до закрытия... Прощаясь с Ван Ванычем, ухватила мамку-ляльку за большой палец и гордо заявила, что в понедельник идёт в первый класс, а во вторник — во второй. А Ван Ваныч так и остался в первом...

Дети остроумнее взрослых, поэтому приятней общаться с детьми.

Продавщички разбежались по норкам, разлетелись по гнёздышкам. Сидит Ван Ваныч, как Цербер за стальной дверью с зарешеточеным оконцем. Вместо цепи — телефонный шнур. И так всю ночь...

В детстве Ванька очень любил мечтать, тупо уставясь в окно. Уже пятьдесят четыре... Опять впал в детство. Путает день с ночью. А за окном всё то же, что и раньше... Черным-черно! Вот и рассуждает Ван Ваныч:

— Я человек поверхностный. Близнец! Стихия воздуха. Поэтому и весел... даже в могиле. Хотя кислорода не хватает...

Взял у Саши Микушева первый том нелюбимого Борхеса и насиловал всю ночь, пока окончательно не полюбил. Сила солому ломит — в этом суть Любви... И всё же, Борхес оказался вторичен, троичен и четверичен, как любой уважающий себя книжный червь. Именно поэтому он не Ар/х/ес, а Борхес...

Самому Ван Ванычу была органически чужда бесстрастная страстность борхесовского классицизма. Поэтому милее его оказался завиральный Виктор Пелевин и парадоксальный Милорад Павич, не говоря уже об Илье Ильфе и милейшем Владимире Петрове...

...Кихака приказала никому не открывать по ночам, даже милиции. Это, мол, не государственная лавочка, а частный магазин. Если что — звонить ей прямо в постель...

Сидит Ванек аки Цербер у врат в рот. Бесприютные алконавты разнообразного пола плывут сквозь ночь, цепляясь разболтанной кормой о выступы скалистых оберточных стен.

Хрипло хихикая, матюгаясь и завывая, пьяные в сиську тамошние сирены печально стонут, умоляя впустить их в полуподвальный рай на часок, на ночь, на всю оставшуюся жизнь. Тела их колышутся на лавке у Врат и под лавкой — на пожухшей траве.

Уличный фонарь, фонарь двора мертвенным светом освЯщает праздничное, вечно праздничное непотребство... Взирает на сие Ван Ваныч из-за грат решетчатых и невольно размышляет: 

— Если не иметь любимую женщину слишком долго — год, два, сто — она превращается в тень на стене. Зыбкая тень на зыбкой стене.

…Той же ночью Икс поимел в парадном страхолюдную Игрешку, утром Альфешку, днём Каротинку, вечером беззубую, но языкастую Гамму. И весь следующий день живописал всем встречным и поперечным свои эротические подвиги.

Знакомые дружно удивлялись чахоточному облику его неаппетитной потенции и ехидно интересовались, на какой помойке он нашёл свои яйца.

А Ван Ваныч в ту пору привычно корпел над записями житейскими:

— Это не дневник. Это ночная ваза с цветочным бордюром. Вокруг неё происходит непреходящее: гордые представители Новой Дегенерации смотрят с презрением на представителей предыдущей.

Судя по сообщениям киевской прессы, Подпольная борьба с алкоголизмом продолжается. В продаже появились новые сорта палёной 30-градусной водки: “Старорусская”, “Древнекиевская”, “Гайдамацкая” и даже “Дамская”.

Водка новая, но этикетки и цены старые — скракоградусные... Качество жизни падает, количество тоже...

...Голова Ван Ваныча в вечных полусказках. Писать их легко, когда они уже написаны... Жизнью.

...Однажды у Петра Алексеевича прохудился левый башмак, и он подарил его Меньшикову. А правый не подарил. Пожалел... Так и ходит теперь Алексашка в одном ботинке...

А между тем золотая осень приказала долго жить... Все знакомые Ван Ванычу бомжи и в двух, и в одном ботинке, чунях, штиблетах, кроссовках, кедах и тапочках покинули опустевшие приусадебные участки и поселились до весны у Ленинградской площади. В парадных подъездах.

...Встретил вчера Ван Ваныча, то бишь Борисыча. Тот похудел, сгорбился, оброс щетиной. Попросил обмылок, чтобы побриться. Плащ приличный, но на рыбьем меху. Уже не греет... Но бодр Борисыч, бодр и весел, как птичка в проруби.

Стуча зубами и задыхаясь от возбуждения, сообщил радостную весть: в благотворительной столовке на “Вулкане” дают всем желающим в качестве довеска к бесплатной каше не полсосиски весенней, на две трети летней сосиски, а большую и совершенно зимнюю.