Жизнь наизнанку. (сборник рассказов)

Азимут смерти.

Вертолет медленно поднимался вверх. Гул работающих двигателей и шум лопастей нарушал мнимую тишину, царившую в городе. В мертвом городе... Где давно не летают уже вертолеты... А этот взлетал. Да еще блестел свеженькой устрашающей раскраской.

Он поднялся с разрушенной многоэтажной автостоянки и, резко накренившись, взял курс на запад, быстро удаляясь в сторону заката. Антон, прищурившись, глядел ему в след, как будто знал, что должно произойти далее. И ведь точно! Вертолет, вдруг, будто во что-то воткнулся. Во что-то невидимое в воздухе. Его передняя часть смялась, словно была из картона. Лопасти резко разлетелись в стороны, поломанные, как спички, и могучая летающая машина рухнула куда-то вниз, загораясь и переворачиваясь в воздухе. Куда-то в Москву-реку.

Антон наблюдал это странное явление уже раз двадцать, наверное. И всякий раз не мог оторваться от непонятного представления до его феерической концовки. Вертолет взлетал с этой площадки всегда. Каждый день в течение последних двадцати лет. И каждый день взрывался. Словно момент времени, запечатленный войной навечно, остановился, зациклился и не мог ни продолжиться, ни прекратиться.

Каких явлений теперь только не встречалось на территории огромного мегаполиса.

Вот и разрушенная автомобильная парковка, с которой взлетел вертолет, тоже странная какая-то. Темные окна уж чересчур темные, и, кажется, что искорки чьих-то злых глаз мелькают в этих зловещих проемах, следят, жаждут твоей плоти... Надо бы перебраться на другую сторону улицы к более дружелюбным девятиэтажкам, где оконные проемы не такие зловещие.

Антон оглянулся. Стая собак снова показалась на глаза. Они друг за дружкой обогнули искореженные автобусы и остановились, смотря на него злыми глазами. Вожак не показывался. Он как предводитель стаи не спешил высовываться, отправляя вперед своих менее умных собратьев. Исследуя обстановку и крепость нервов жертвы.

А Антон уже нервничал. Они преследовали его с самого Октябрьского поля. Станция неглубокого залегания, с распахнутыми настежь гермоворотами, покинутая навсегда людьми. Откуда он мог знать, что они заселили там все тоннели к северу?

Первая встреча была неожиданной и кровопролитной. Антона несколько раз укусили, прокусив и разодрав химзащиту и легкую кожаную куртку в нескольких местах. Но и он не остался в долгу. Пять собак нашли свою смерть на станции от его большого армейского ножа, пока он прорывался к поверхности. К единственно возможному выходу, так как бой в тоннелях не принес бы ему вообще ничего хорошего. На поверхности псы немного подрастеряли свой пыл. Они перегруппировались и теперь следовали за ним на почтительном расстоянии, ожидая, очевидно, когда наступит ночь. А она была не за горами.

Черт, и спрятаться-то негде! А собаки все преследуют. Он снял с плеча калаш, прицелился и выстрелил. Е-мое! Пуля ушла в сторону, проделав отверстие в борту автобуса. Собаки не шелохнулись. Они явно ощущали наступление сумерек. Большое алое солнце, просвечивая сквозь жиденькие тучи, садилось за уродливыми, израненными зданиями.

- Вот суки! - Прошептал Антон, заводясь, что его пуля пропала даром. Он снова выстрелил. Одна собака, взвизгнув, заковыляла за автобус. Две другие прижались к его борту, чтобы в случае чего нырнуть под днище. Остальные пока не показывались.

Ну вот. Его смерть отсрочивается еще на чуть-чуть. Блин, по кой хер его понесло в эту сторону? Тут же нет метро! Одни лишь развалины, а дальше улица Паршина заканчивалась Москвой-рекой. Живописная же, что пересекала Паршина, ему вообще никогда не нравилась. Слишком длинная и кривая улица, словно змея, ползущая по берегу реки...

Зачем он сюда забрел? Черт! Может память, вдруг, сыграла с ним злую шутку? Прошло уже двадцать лет, а он еще помнил, как посещал бассейн Октябрь на Живописной. До него уже недалеко осталось. Вот и Паршина уже начала свой пологий спуск к Москве-реке.

Он обошел странную черную воронку, раскинувшуюся на пути. Собаки аккуратно следовали на том же расстоянии. Ну, еще поживем! Антон быстрым шагом пошел дальше. Вот и пересечение с Живописной.

Старый добрый бассейн. Где... Бассейна почему-то не было на месте. Огромная широкая борозда перекрывала это место и еще пол улицы Живописной. Ё! Чуть дальше по Живописной сохранилось лишь здание МЧС, и то частично...

Хорошо, что он тогда еще не продлил абонемент. А то бы тоже стал частью этой широкой канавы, начинающейся как раз от здания бассейна, которое и погребло бы под собой, в его неполные тринадцать. Двадцать лет назад...

Собаки вереницей спускались по улице. Ни фига себе! Антон насчитал их штук двадцать. Огромные, мохнатые, злые. Ему с ними точно не справиться!

Он ускорил шаг, собираясь пересечь перекресток, но, вдруг, остановился. Прямо на него по Живописной надвигался Печальный Странник. Существо в высшей степени непонятное и от этого страшное. Возможно, оно когда-то было человеком... По крайней мере, у него две ноги и две руки, и что-то похожее на голову. Лица не разобрать. Все остальное покрывает ветхий черный балахон. Настолько ветхий, что много черных нитей, выбившихся из общей фактуры ткани, развевались вокруг мрачной фигуры от порывов ветра. Он медленно переставлял ноги и сжимал-разжимал кривые и узловатые сморщенные ладони. И шел на него. Антон даже шевельнуться боялся, не то, что сделать шаг.

О них ходило много слухов. Говорили, что встреча с Печальным Странником является преддверием чего-то страшного, неумолимого. Возможно, смерти. Еще ходили слухи, что сам Странник не брезгует попавшимися ему на пути путниками, которых очень медленно поглощает в своей норе, куда уносит еще живыми. А еще бытовало мнение, что Странник всегда что-то говорит или бормочет, пока смотрит, как жертва мучается и умирает. А название это существо получило за то, что вечно тихо и плавно передвигалось, и что-то постоянно лепетало себе под нос. Все это выглядело настолько печально, что в любых сердцах возникала жалость... А что было ждать Антону?