Жнец

Глава 1.

Он проснулся среди ночи. Посмотрев сонными глазами на окно, мужчина с досадой подметил, что еще глубокая ночь. Лежа на спине, он аккуратно сложил руки на большом, рыхлом животе и скрупулёзно рассматривал в темноте белый потолок с красивой лепниной. Видел, конечно, он плохо, да и в темноте вряд ли можно было что-то рассмотреть, ненавистный узор мужчина знал наизусть. Сколько же таких бессонных ночей прошло? За столько лет порядочное количество наберется, а сколько ему еще суждено пережить? Обреченно выдохнув, мужчина повернулся на правый бок и равнодушно посмотрел на спящую жену. Он не видел ее лица. В большом комке из одеяла невозможно было разглядеть человека, если бы не торчащий пучок тонких жиденьких волос.

Брезгливо сморщив губы, он повернулся на другой бок. Проклятый сон не шел. Мужчина обреченно закрыл глаза, в бессмысленной попытке снова заснуть.

Ему снилась она. Его проклятие, его яд без которого не мог жить. Одержимый, он боготворил и ненавидел ее. Мог ли он предположить десять лет назад, когда впервые увидел ее, что будет, бредить ею? Какой она была тогда? Память живо подсунула образ зареванной девочки, лет восьми, нескладная и высокая как каланча для своего возраста. За эти жалкие десять лет она стала смыслом его жизни. Будь она проклята!

Через полчаса напрасных попыток заснуть, мужчина сел. Деревянная кровать жалобно скрипнула под его грузным телом. Его жена, что-то пробубнив сквозь сон громко захрапела. Ругнувшись про себя от отвращения к ней, он встал. Старческие ноги, с толстыми желтыми ногтями противно цокая по деревянному полу, прошествовали к выходу. Он уже закрывал дверь, когда взгляд остановился на прикроватной тумбе. Раздраженно цокнув, он хлопнул себя по лбу и вернулся к кровати за тяжелым подсвечником. Поудобнее взяв его мужчина вышел из ненавистной комнаты.

Раньше барон Юстас Виллан, был статным и красивым. Увы, время не пощадило его. Сейчас он походил на жабу, которая научилась ходить на своих задних лапах. Его массивные плечи плавно перетекали в толстую спину и большой живот. От его когда-то рыжей шевелюры остались редкие седые волосы и лохматые, неопрятные бакенбарды. Словно привидение он шел по пустым коридорам большого дома. Длинная ночная рубаха, доходившая до пола скрывала его безобразное тело и длинные ноги покрытые сеткой синюшных вен. Хотя ему сейчас было не больше ста пятидесяти, выглядел он на все триста. Единственное что в нем не изменилось, это длинные руки с красивыми, можно даже сказать изящными пальцами.

Спустившись на первый этаж, Юстас направился в подвал. Несмотря на нетерпение, он шел спокойно, даже с неким достоинством, о чем свидетельствовала его гордо поднятая голова. Он не боялся быть обнаруженным. Все знали, куда он идет, и для чего. Какое дело прислуге, что за дела у барона с его недалекой племянницей. Даже Генриетта — его жена все знала. Первое время она пыталась призвать эту неблагодарную к совести, ведь они смилостивились над ней, когда эта безмозглая, бледная курица свалилась на них как снег на голову.

Мужчина остановился возле железной двери. В предвкушении от предстоящей встречи, он нервно пригладил лохматые бакенбарды. Остановившись около двери он просунул руку в вырез ночной рубашки, и подцепил длинную ленту с железным ключом на конце. Закрыв дверь, изнутри на щеколду, мужчина повесил ключ на гвоздь и продолжил свой путь вниз, по деревянной лестнице. Каждый его шаг сопровождался ударом подсвечника об каменную стену. Это был их негласный ритуал, он предупреждал ее о своем визите, она знала, что он идет.

Сколько дней он не видел ее? Пять? Нет, намного больше. Обычно он наказывал ее на менее длительный срок, не больше трех дней. Но в этот раз она превзошла саму себя, она посмела его укусить! В нетерпении мужчина открыл задвижку, старая деревянная дверь на удивление отворилась тихо, открывая жадному взгляду, холодную комнату.

Раньше в подвале хранился всякий ненужный хлам. Он и не думал превращать его в тюрьму, пока однажды она чуть не сбежала во время своего наказания. Сколько нервов стоило ему эти несчастные три часа пока он искал ее. Теперь, благодаря этой сырой каморке Юстас был в полной уверенности, что она больше не сбежит.

— Лилиана… — его хриплый, старческий голос в тишине сырого подвала прозвучал пугающе. Бледно-голубые глаза в нетерпении осматривали скудно обставленную комнату в поисках девушки.

— Моё наказание закончилось, дядя?

— Это как ты себя поведешь, Лилиана! — смакуя ее имя, словно дорогое вино проворковал мужчина поворачиваясь на голос. — Я надеюсь, ты будешь вести себя благоразумно. Впрочем, благоразумием ты никогда не отличалась, — усмехнулся он и подушечкой указательного пальца провел по свежему шраму на губе. Цепкий взгляд с удовлетворением остановился на девушке. — Вот ты где, моё сокровище. Покажи мне, что раскаиваешься в своём поступке…

В образовавшейся тишине он услышал шорох снимаемой одежды.

— Я рад, что ты все поняла. Вот же Генриетта обрадуется когда мы наконец-то всей семьей соберемся за завтраком...

***

Сидя в горячей воде девушка остервенело терла уже покрасневшую кожу мыльной губкой, как будто это поможет стереть воспоминания о тонких, старческих пальцах трогавшие ее тело. Закрыв глаза она заставляла себя забыть его взгляд, которые оставлял куда больше следов чем его руки. Через некоторое время она почувствовала боль. Отбросив губку девушка увидела как маленькие капли крови просачиваются через разодранную кожу и растворяются в мыльной воде.

Вид крови успокоил ее. Откинувшись назад она закрыла глаза и представила, что вместе с болью и кровью ее тело избавляется от воспоминаний. Дождавшись когда многочисленные ранки перестанут кровоточить она вылезла из остывшей ванны с порозовевшей водой. Не вытираясь она прошла в комнату, и обойдя кровать подошла к большому зеркалу. Отбросив влажные волосы назад она с неким фанатичным удовлетворением взглянула на себя. Грудь, внутренняя сторона правой ноги, лодыжка, и шея яркими пятнами горели на белой коже. Боли она не чувствовала, лишь облегчение, она смогла стереть с себя его прикосновения.