Автобус на Малое Дуброво отходит ровно в восемь сорок, посадка же пассажиров начинается минут за двадцать до отправления, и тут надо успеть захватить сидячее место,
желательно у окна, пока всякие-разные студенты не понабежали. Хотя ехать до Дуброво и вовсе недолго, минут тридцать с небольшим, но лучше, все же, ехать сидя, а не стоять, держась за липкий поручень и упираясь головой в низенькую крышу крохотного автобуса.
Автобусы иногда делают, как на смех, честное слово.
Но я был заранее обо всем предупрежден Натальей Зайкиной — а к отцу ее, Ивану Александровичу Зайкину, безвыездно проживавшему в своем старом родовом доме в Малом Дуброве, я как раз и собрался наведаться.
Неделю назад Наталья Зайкина уговорила нас с женой скататься с ней до папы, пособирать сливу, ведь у них сливы каждый год целые горы пропадают, а заодно разведать дорожку до лесов, окружающих Малое Дуброво, в которых, по ее словам, груздей немерено.
Услышав про сливы, а особенно про грузди, моя жена пришла в легкое возбуждение — грибная охота это ее страсть — и тогда же поручила мне, пока они с Натальей будут заниматься ягодами, разузнать все хорошенько: куда и далеко ли идти, да нет ли змей (это у нее пунктик). Вот тогда-то я и познакомился с Иваном Александровичем, который оказался очень милым старичком, занимающимся исключительно своим необъятным огородом, тянущимся вдоль старых раскидистых фруктовых деревьев до плетня, за которым непролазные, сплошь усыпанные ягодами вишни, и те тоже Ивана Александровича, а позади вишен виден ржавый остов трактора, но тот уже собственность соседа. Просто подумать страшно - как, какими силами выращивают люди на собственных грядках такую прорву, что и вдесятером не съесть. Идешь по такому огороду и кажется, что ты на базаре в воскресенье, когда все торговцы вываливают на прилавки все, что только можно — тут и щекастые томаты и важные, как банковские служащие, баклажаны и дурашливый, просто балбес деревенский, горошек в стручках, да и не перечислишь всего, и все светится, благоухает и манит — просто постоять рядом и то наслаждение и трепет сердечный.
Еще Иван Александрович занят, и уж который год, капитальным ремонтом рыжего с зеленью кирпичного дома с веселой крышей набекрень, знаете, будто кепочка у киношного хулигана. Ну, так сама получилась, не хотели.
Решающим же доводом для тогдашней поездки в Малое Дуброво была фраза, брошенная Натальей как бы вскользь: «У папы есть мангал во дворе, и мы запечем на нем цыпленка».
При женщинах строжайше запрещено упоминать о мясе. Особенно о мясе вкусно приготовленном. Это давно замечено: жаркое их как магнит притягивает. Стоит вам с другом, где-нибудь уединившись, только начать готовить шашлык, только чуть дымку подпустить, откуда ни возьмись, тут же слетятся женщины с салатами, закусками, салфетками, посудой, болтовней и прочим женским обиходом. Их хлебом не корми, дай полакомиться мясцом.
Врачи говорят, это природное. Гены.
Я же думаю, обыкновенная избалованность свободы.
Попробуйте не дать своей жене мяса и вы узнаете про себя такой ужас, какой и священнику неведом.
Нет, о мясе, да в людном месте, при девушках особенно, лучше молчать, иначе беда.
Мой старый товарищ, убежденный, проверенный временем холостяк и спортсмен, так и попался одной.
Мы ехали с ним в метро и я, думая, что нас никто не слушает, спросил его мнение о замачивании мяса в минеральной воде.
- На мой взгляд, - излишне громко ответил он мне, - лучше лимонного соуса ничего нет.
Напротив нас сидела девушка с отсутствующим видом. Совершенно обычная девушка — руки выше локтей в цветных наколках, стрижка «пикси» с челкой чуть не до подбородка, хлопковые штаны, из которых выглядывают голые коленки и какой-то светофор на ногтях пальцев ног. Стандартная.
При слове «соус» она впилась глазами в моего товарища и поза ее стала угрожающе хищной. Как у пантеры, увидевшей прогуливающегося поросенка.
- Мясу же нужен не столько маринад, сколько ровный, спокойный жар, - продолжал товарищ.
- Мясо лучше надрезать и нашпиговать чесноком, - неожиданно со страстью в голосе произнесла девушка.
Мы с товарищем просто обалдели и оба уставились на нее.
Она была бледна, зрачки глаз были неестественно расширены, дыхание коротко. Должен сказать, по всему было видно, что она испытывает неловкость, видимо, какие-то остатки патриархального стыда, стыда племени у костра у нее сохранились.
- Шашлык не принято нашпиговывать, в его изумительной простоте и кроется его вкус, - мягко осадил мой товарищ распущенную девицу третьего тысячелетия.
- Но гедлибже, там курочку нашпиговывают, - пролепетала она.
- Что такое гедлибже? - пренебрежительно поинтересовался товарищ.
- Это очень вкусно, - прозвучало категорично.
Даже с некоторой властью в голосе.
В этот момент она уже оправилась и была, как и положено девушкам, нежна и очаровательна.
Мы вышли на одной станции и втроем поднялись на улицу. Все это время нам, двум дуракам, терпеливо рассказывали, кто, где и как готовит мясо.
Через месяц мой товарищ и Верочка, так звали ту девушку из метро, поженились.
Поженились бы они, если бы я спросил его мнение о перспективах плазменной энергетики?
Станция отправления находилась не на вокзале, а возле сквера, минутах в пятнадцати ходьбы от дома, и я налегке, а нынче налегке — это карточка, ключи, маска и мелочь на всякий случай - отправился пешком.
Утром в городе не то, что вечером, утром в городе дури меньше и жизнь понятнее.
Когда на улицах мало людей, начинаешь ощущать архитектуру города, а она дает представление о том, что нынче важно.
Нынче чуть ли не через каждые сто шагов расположены киоски, торгующие кофе и шаурмой. Много гамбургерных. Есть и пироговые. Но здесь я присоединюсь к хору ностальгирующих по Союзу — жалко, до слез жалко старых, пропахших горчицей с уксусом пельменных, где пельмень был молод и горяч, а перец нежно драл горло, а еще больше жалко блинных и пирожковых, где подавали обжаренные в масле (повара говорят — во «фритюре») пирожки с горячим бульоном, мясные ли, капустные ли, а еще давали блинчики со сметаной, начиненные чем душа пожелает: или тем же мясом или картошкой или творогом или, для тех, у кого желудок крепок, жареными грибами.