Золотое сечение

Золотое сечение

Двадцать одна строка. Сначала — вроде как вопрос, только без вопросительного знака, потом — ответ. И точка между ними. Вопрос занимает тринадцать строк. Ответ — восемь. То, что надо!

«Бабуль, я ещё одно нашла».

И читаю. Это такое условие — если найдёшь подходящее, прочитай. Читать нужно не так, как я читаю обычно — то есть, про себя и очень-очень быстро — а вслух, не торопясь и с правильной интонацией. Интонация — это громкость, темп и ещё несколько признаков. Такая словесная музыка, которая записана знаками препинания: например, к запятой интонация падает, но не так сильно, как к точке.

Музыку я люблю. Когда я слышу музыку, особенно классическую, то замираю на месте и почти не дышу, настолько красиво. А с интонацией у меня дела плохи. Я не знаю, для чего она нужна, ведь меня понимают и так. И я говорю, как получается.

«У нас очень монотонная речь», — поясняет мама в телефонную трубку, в очередной раз записывая меня на приём к логопеду. «Матильда, ну когда ты уже заговоришь по-человечески, а не как маленький робот?» — папа мимоходом накрывает мою макушку большой ладонью. Я не отвечаю. Я никогда не отвечаю на те вопросы, на которые не знаю ответа, или которые считаю бессмысленными. Матильда — это не настоящее имя, а прозвище. У меня три прозвища: папа зовёт меня Матильдой, мама — котёнком, бабушка — Ломоносовым. А имя у меня самое обыкновенное.

Прозвище от папы — из-за моей стрижки. Матильда — имя выдуманной девочки с такой же причёской, как у меня, героини любимого папиного фильма, который я не видела, потому что он, во-первых, как мне говорят, слишком взрослый, во-вторых, художественный. Художественные фильмы я не смотрю: они рассказывают о вымышленных событиях и потому очень скучны. Мультфильмы я не смотрю тем более. Там всё рябит и мелькает, и происходит слишком быстро, так что у меня начинает кружиться голова и даже может стошнить. Ещё предполагается, что я должна смеяться, но я не вижу ничего смешного в том, что животные разговаривают как люди (какая глупость) и бьют друг друга по голове разными предметами (это очень больно и от такого может быть сотрясение мозга). Смеялась я при просмотре фильма только раз («за всю жизнь», — любит добавлять мама), когда слон окатил фотографа водой из хобота. Это было действительно смешно. Было бы здорово, если бы и меня слон окатил водой, но поблизости слон только в зоопарке, и я там ни разу не была («Не представляю, как мы отреагируем на животных в клетках», — делится мама с подругами). Я вообще люблю документальные фильмы про животных, но ещё больше люблю про космос — о том, как появилась наша Вселенная, о том, как из межзвёздного газа зарождаются звёзды, существуют миллиарды лет и превращаются в чёрные дыры (невероятно интересно!) — а ещё люблю фильмы, в которых рассказывают про бактерии и вирусы. Или про насекомых. Одна из моих любимых книг — «Полная энциклопедия насекомых и паукообразных». Она очень тяжёлая, поэтому я её всегда держу на столе, не убираю в шкаф, чтобы было удобно читать каждый день.

Я всё всегда делаю так, чтобы было удобно. Волосы я обрезала сама, потому что длинные волосы — очень неудобно. Мама, когда меня увидела, сначала сделала круглые глаза, а потом отвела в парикмахерскую. «Подстригите нас по-человечески». «Я хочу совсем короткую стрижку, как у мальчика», — сказала я. «Но ты же девочка», — сказала парикмахер. — Я подстригу тебя красиво, как девочку». «Почему я девочка?» — спросила я. «Ну, бывают мальчики, а бывают девочки...» «Я знаю, почему бывают мальчики и девочки, — сказала я. — Потому что в мужских половых клетках бывают икс-хромосомы и игрек-хромосомы, а в женских половых клетках только икс-хромосомы, и когда мужская половая клетка сливается с женской...» Парикмахер в зеркале сделала круглые глаза и выронила ножницы. «Почему так случилось, что у меня две икс-хромосомы?» «Не обращайте внимания, мы немного со странностями», — сказала мама. «Сколько тебе лет?» — почему-то шёпотом спросила меня парикмахер. «Пять лет и четыре месяца». «Она у вас что, вундеркинд? Ребёнок индиго?» — так же шёпотом спросила парикмахер у мамы, когда мы уже собрались уходить. Мама нахмурилась и пожала плечами.

Я читаю с двух лет. Я люблю свободные мягкие футболки и штаны, и не люблю платья, потому что неудобно: подол болтается. Я не играю с другими детьми и вообще никогда не играю, потому что это неинтересно и бессмысленно.

Последнее маму особенно огорчает. Мама очень любит приглашать к нам домой своих подруг с детьми, или бывать у них в гостях: много-много говорить и смеяться на кухне, и чтобы дети в это время все вместе играли в соседней комнате. Но я ненавижу, когда в моей комнате бывают чужие дети — они всё передвигают со своих мест, ломают и портят, и не люблю ходить в гости, потому что там очень скучно и шумно, а вместо научных фильмов по телевизору запускают сплошные мультики.

Со мной маме трудно. Летом (двадцатого июня — у меня есть свой календарь, чтобы каждый день знать, какое число) мы едем в гости на день рождения маминой подруги. За город, в дом на одну квартиру, который называется «коттедж». Там много комнат, мало мебели и совсем нет книг. Я хочу пойти в дальние комнаты, чтобы поискать научные книги или хотя бы телевизор, но меня выводят на улицу. «Иди, побегай с ребятами». На улице — скучный подстриженный газон, пластмассовая горка, много разбросанных игрушек. Бегают дети. Кто-то хлопает меня по спине и кричит: «Догоняй!». Я отхожу в сторону. Скучно, скучно. Возле ограды, где трава нормальной длины, я вижу небольшое гнездо рыжих лесных муравьёв (род формика, семейство муравьи). Вот это интересно! Я сажусь на корточки и начинаю наблюдать. Вскоре ко мне подходит мальчик старше меня. «Ты чего?» — спрашивает он. «Муравьи», — говорю я. И начинаю рассказывать, как здорово у муравьёв всё устроено, ведь у них есть разные профессии, они умеют находить дорогу домой, и свои гнёзда они строят так, что те не промокают даже в самый сильный ливень и отапливаются гниением веточек, из которых построены, поэтому в муравейнике даже зимой тепло, а наука, которая изучает муравьёв, называется мир-ме-ко-логия. Мальчик слушает и всё больше хмурится. Прямо как мама, когда я начинаю ей рассказывать что-нибудь интересное и научное. Вдруг мальчик вскакивает, начинает расшвыривать муравьиное гнездо ногами и прыгать на нём. Я говорю «прекрати» четыре раза. Три — обычным голосом и четвёртый раз — очень громко, так, как со мной разговаривают, когда я не хочу отрываться от книги. Мальчик только смеётся — и продолжает. Тогда я беру ракетку для бадминтона, которую мальчик принёс с собой, и бью его ребром ракетки по лицу. И снова. Не очень сильно — так, чтобы было больно, но не было сотрясения мозга. Дальше становится невыносимо шумно: мальчик вопит, зажимает нос и его утаскивают под мышки, меня тоже уводят, и все страшно громко кричат. В углу гостиной я сажусь на корточки и закрываю уши ладонями, и так сижу, пока мама не увозит меня домой.