Январь. Уже давно отгремели новогодние салюты, бутылки шампанского опустошены, а салаты съедены. Улица города была уже почти пуста от людей, которые, чувствуя приближающуюся раннюю зимнюю мглу и крепчающий мороз, попрятались в дома, пропитанные теплом и уютом. В редких квартирах уже загорался свет. То и дело можно было заметить как в некоторых из них, отбрасывая тени на шторы, суетливо бегают хозяева, только прибежавшие с улицы и вдоволь намерзнувшиеся. На глазах сумерки сгущались все сильнее и сильнее, и уже в ближайшее время на город опустится настоящая тьма.
– Пять часов, а уже темно... ненавижу зиму, – заворачивая в мрачный, с единственным еле работающим фонарем, переулок, недовольно думал неприметный парень в черном пуховике, синих джинсах, новых ботинках, то и дело поблескивающих в свете тусклого фонаря, и с пакетом из «Пятерочки», в котором ритмично позвякивало что-то стеклянное.
– Да кого я обманываю... – грустно буркнул парень. Зиму-то он всегда любил и думал, что и эта не станет исключением, если бы не череда неприятностей, которые преследовали его уже около месяца и нарастали точно снежный ком.
Он закрыл глаза, и с шумом выдохнул, с тоской вспоминая последние события своей жизни, стоя в глухом переулке, где случись бы ему плохо, приходилось бы уповать лишь на помощь крыс, что без стеснения шуршали в ближайшем мусорном баке.
Конец декабря. К бедному студенту, чей рацион всё последнее время составляли лишь самые дешевые пельмени, да лапша быстрого приготовления, от которой не сегодня-завтра он бы прожег дыру в желудке, неожиданно нагрянула вредная старуха, сдававшая ему свою заурядную однушку
– Ты мне, паразит, чего в прошлом месяце говорил? В следующем вернешь все до копейки! – негодовала бабка, поджав от возмущения и без того тоненькие, сухие губы.
– Ну что вы начинаете, Галина Степановна? Сегодня ведь только двадцать второе… – неуверенно возразил парень.
– Ты мне тут поговори еще! – оборвала его оправдания старуха, – ты знаешь, сколько вас таких? Мо-ре! В общем слушай меня сюда, если ты не принесешь мне квартплату завтра – выметайся нахрен и живи где хочешь, я у себя нахлебников держать не вызывалась, хоть на вокзале с бомжами ночуй! Ишь чё удумал! Да я, чтоб ты знал, дрянь, Герой труда! Чё вылупился? Иди деньги ищи, или хошь бесплатно тут жить?! Во тебе! – брызгала слюной она и, развернувшись на своих варикозных ногах и причитая о том, какой же мерзавец и негодяй этот студент, что так обижает честного пожилого человека, выбежала в коридор и с силой захлопнула дверь. За ней лишь раздавались быстрые, цокающие, удаляющиеся по лестнице шаги и затихающее бормотание.
– Тварь старая, – тихо произнес парень. – Где я тебе до завтра найду денег за два месяца, фурия бешеная? – спросил он у двери, под которой валялась штукатурка, осыпавшаяся от сильного удара. Копеечной студенческой стипендии хватало лишь на то, чтобы не умереть с голоду, да и то, почти всю последнюю он истратил на ботинки, перебивался временными подработками: грузчиком, уборщиком и иногда кассиром. Но дернула его мысль, попросить в долг у своего одногруппника, а по совместительству местного мажорика Кирилла, отец которого в девяностых считался важным криминальным авторитетом, а сейчас же входящего в число так называемых элит. Кирилл, конечно же, расщедрился и отсыпал бедному студенту такую сумму, какой тот за раз еще не держал в своих руках. На крыльях счастья он тогда не думал о том, как будет ее возвращать. Наивный парень из глубинки, выросший в небольшой деревеньке, все еще думал, что здесь все так же просто, как и там, у него на малой родине, не понимая, что в этом, совершенно чужом мире, пропади один никому не известный паренек – никто и не заметит. Без семьи и друзей, из родни только мать – Анна Туманова, оставшаяся дома одна, без него, последнего близкого человека в этом мире. Почти каждую ночь он слёзно извинялся перед ее старой, затёртой фотографией, обещая, как только встанет на ноги, вернуться и забрать ее к себе, пытаясь успокоить свою совесть, ведь не видел он ее уже два года, боясь приехать и, посмотрев в ее пронзительные голубые глаза, увидеть в них слезы и разочарование. Бабушка, которую он тоже очень сильно любил, и которая почти каждое утро радовала его своими фирменными блинчиками с вишневым вареньем и парным молоком, умерла еще семь лет назад. Отца он никогда в своей жизни не видел, да и не хотел видеть, ведь этот человек бросил его мать с ним на руках и даже ни разу не поинтересовался, жив ли вообще его сын. От нахлынувших воспоминаний по небритой щеке невольно покатилась слеза, оставляющая за собой мокрую, пощипывающую на морозе дорожку. Сердце защемило от той боли, что терзала его душу.
На часть полученных денег он собирался приобрести для своей девушки Ксюши очень дорогой подарок, чтобы реанимировать умирающие отношения. Теперь он знал, что напрасно, ведь когда бы у него закончились не его деньги, карета бы превратилась обратно в тыкву, и он бы по-прежнему был "жалким неудачником без гроша за душой". И вот, получив желаемое, и один день, побыв якобы любящей невестой, она на следующее же утро упорхнула с из ниоткуда взявшимся парнем на дорогой иномарке, злорадно улыбнувшись ему напоследок.
После такого удара, он сильно пристрастился к беленькой, надеясь упиться до смерти. На всю оставшуюся сумму он начал играть. Играть много, в попытках вернуть хотя бы часть потерянного, но он только из раза в раз проигрывал все больше и больше, пока и вовсе не остался ни с чем. За пьянство его исключили из университета, а все "друзья" узнав о его проблемах и деньгах, которых хватало лишь на то, чтобы продолжать убивать себя каждый день, резко испарились. И вот. Опустошенный и разбитый он бредет по этому грязному вонючему переулку, сам не зная куда.
– Ну здравствуй... Коля, – сказал ехидный, с нотками издевки, голос. – Туманов опешил, этот бархатистый тембр он узнает из тысячи... Кирилл... он обернулся... и правда... это был он. Мускулистый парень лет двадцати трех, брюнет, внешне довольно смазлив, в черной кожанке, будто вышедший из низкосортных отечественных сериалов про бандитов девяностых, прямо как и его папаша. Ухмыляясь, он смотрел на Колю. Рядом с ним были еще двое: Славка и Витек. Слава – щуплый, низкий, с непослушными рыжими волосами и очками на пол лица, дерганый пацан. Именно пацан, ведь выглядел он от силы лет на шестнадцать, хотя Туманов знал, что ему значительно больше.
Отредактировано: 16.05.2021