Звездный смотритель

Звездный смотритель

Когда я был маленьким, то думал, что ночь наступает, потому что приходят темные облака. Они заполняют небо, и земля погружается во мрак. А утром эти облака разгоняет ветер.

Позже я узнал о вращении планет и космогонических циклах, но всякий раз наблюдая закат, я до сих пор вижу наполняющиеся темным сегментом тучки, подбирающиеся к уставшему солнцу.

Старик Люминдорф называл себя звездным смотрителем. Давно ушедший на пенсию астроном жил на окраине синегорского поселка. Его дом был местом поклонения всей местной детворы. Еще бы, ведь у Люминдорфа на чердаке стоял настоящий телескоп. Огромная труба с линзами, направленная в небо сквозь самодельные створки крыши. Старик называл телескоп рефлектором, и мы произносили этот термин с необходимым трепетом. Это было слово посвященных.

Мне было семь, когда я, набравшись смелости, рассказал Люминдорфу о своей версии смены дня и ночи. Это случилось в магазине. Я подошел к нему в очереди за молоком и без промедления выложил все, что я думаю о коварных темных облаках и убегающем солнце. Старый астроном выслушал меня без улыбки, и эта его внимательность прибавляла моему выступлению правдоподобной внушительности.

- И еще… Чтобы лучше изучить эти облака мне бы хотелось посмотреть на них в рефлектор. – Я понимал, что, назвав этот термин, я произведу нужное впечатление. И не ошибся.Люминдорф смотрел на меня с явным одобрением.
- Ну что ж коллега, приходите ко мне сегодня вечером, понаблюдаем ваши облака. Очень любопытно. Очень. Приходите.
Стоит ли говорить, я чувствовал себя обладателем самой вкусной конфеты в мире.

Напроситься к астроному на наблюдения было огромным детским счастьем. Ведь, несмотря на то, что слово «рефлектор» знала вся детвора в округе, посмотреть в окуляр телескопа удавалось лишь избранным.

Помню, я еле дождался вечера. Мне открыла Татьянка- внучка Люминдорфа. Белокурое тонюсенькое создание, как и я поступающее в первый класс в этом году.
- Меня Отто Карлович пригласил. Наблюдать. – объяснил я строго.
- Проходи. Разуваться здесь… Дед, к тебе пришли!
- Замечательно! – раздался из-за стены голос астронома. – Заходите сюда.
Татьянка провела меня на кухню. Люминдорф наливал в термос крепко заваренный чай.
- Ну вот. Теперь мы почти готовы. – Отто Карлович снял очки и подул на стекла.
- Ты знаешь мою внучку?

Я кивнул. Татьянку знали все. Потому что страшно ей завидовали. Она могла смотреть в рефлектор в любое время. И еще я ни разу не смог поймать ее, играя в казаки-разбойники. А всегда так хотелось схватить ее за летящую косичку.
- Ты когда-нибудь прежде наблюдал небо в телескоп? – спросил Люминдорф.
- Нет, только в бинокль.
- Ну и что же тебе запомнилось из увиденного?
- Луна. На луне я увидел пятно, от которого расходятся дорожки.
- Правильно. – одобрительно кивнул старик. – Это кратер Тихо. Знаешь, что такое кратер?
- Да. Это как яма. Когда на Луну падает что-то тяжелое остаются следы.
- Да вы знаток, молодой человек! Сколько вам лет, позвольте спросить?
- Семь. – по-взрослому сказал я.

Пожалуй, это была самая жизнетворящая ночь в моей жизни. Что-то очень важное, стократно усиленное посмотрело мне в левый глаз и осталось со мной навсегда. Тогда я не мог объяснить что это. Я не знал, как понять бесконечность и вечность. Не мог описать сверкающее мегапространство бесчисленных солнц. Но все это оказалось во мне. Меня накрыло млечным путем как одеялом и стало уютно и хорошо.

Потом я часто приходил к Отто Карловичу, который постепенно знакомил меня с персонажами неба. Среди застывшего фейерверка я уже находил знакомые очертания. Невидимые линии складывались в созвездия, и было так радостно узнавать их. А произносить названия звезд… В самих звуках солнечных имен было что-то таинственное и вкусное. Арктур, Антарес, Альдебаран, Беллатрикс, Бетельгейзе… Это как есть творожный десерт – произносить «Бетельгейзе»…

Как уверял Люминдорф, я схватывал на лету. Приезжая к бабушке в Синегорье на летние каникулы, я по сути приезжал в домашнюю обсерваторию к старому астроному. У меня уже был собственный телескоп, купленный на отцовскую премию, и мы вели совместные наблюдения в разных секторах.
- Знаешь, что мы ищем там?- однажды спросил Люминдорф, прихлебывая чай из крышки термоса.
- Новые звезды… Кометы… астероиды…- предположил я.
- Эх, мой мальчик, все это так… Хотя с нашей допотопной техникой очень трудно заметить что-нибудь новое. Мы ищем себя. Там наверху и есть настоящие мы.
- Но ведь мы здесь. – вот чудит старик.
- Да, мы здесь. Но найти себя можно и там, - И он ткнул куда-то вверх, в яркую Вегу.

Увидев мою недоверчивую физиономию, Люминдорф рассмеялся.
- Ты станешь великим астрономом, Галилео. А может, и не очень великим. И может ты вычислишь черную дыру или откроешь что-то новое в диаграмме Герцпрунга- Ресселла. Но самое главное, что может быть, ты найдешь там свою родину. Впрочем, ты поймешь это потом, мой мальчик, потом… Кстати, а как поживают облака, которые заслоняют солнце на ночь?
- Отто Карлович, ну что вы издеваетесь?! Какие облака… При чем здесь облака… - забубнилось обиженно во мне.
- Ну-ну, Галилео… А мне так понравилась тогда твоя гипотеза. И знаешь, что я думаю? Что возможно ты прав насчет облаков. Наверное так же объясняли закат люди, жившие давным давно. А кто сказал, что это были глупые люди?

Чай в крышке закончился, но Люминдорф держал ее в руках.
- Знаешь, чего я иногда боюсь?
- Нет.
- Я боюсь, что когда Вселенная закончит расширяться, она начнет сжиматься. И все будет совсем не так. Я боюсь, что вселенная вновь превратится в маленькую точку, с которой все началось. И я боюсь, что в этой точке будет тесновато. А ты ведь знаешь, как я терпеть не могу галстуки. Они мешают мне дышать.
- А разве вечность не вечна?
- Я не знаю. Но там… - и он вновь указал на Вегу, – кто-нибудь обязательно знает.
***

Татьянка оказалась настоящей красавицей. С грудью, ногами и глазами как у деда – серыми и внимательными. Она даже не улыбнулась. Просто сказала «здравствуй» и «проходи». И по тому, как она это сказала, мне стало все отчетливо ясно. И от ясности этой – страшно. Словно вселенная остановилась и повернулась вспять к той самой жуткой тесной точке.
- Когда?
- Два года назад.

В обветшалой гостиной было много книг и фотография Люминдорфа в черной рамке. Отто Карлович строго улыбался и был похож на бога.
- Ему ведь девяносто исполнилось. – сказала Таня. - Мы тут посидели, его поздравили, а он перед сном полез на свой чердак. Там его и нашли утром. Просто сердце устало и остановилось. Он все тебя ждал. Каждое лето. Говорил, что ж наш Галилео не едет.

Я хотел что-то сказать в оправдание, но не смог.
- Ты хоть стал астрономом то? – спросила Таня.
- Нет.
- Значит, правильно, что я телескоп продала. Он вообще то тебе его хотел отдать. Но я даже не знала где ты. И дом я тоже продаю. Чудо, что ты застал меня здесь.

Я написал письмо во Всемирную астрономическую ассоциацию, где рассказал о Люминдорфе, о том, что он до последнего был верен своему делу, что он был прекрасный человек и наставник, и что среди 100 миллиардов солнц обязательно должна быть звезда, носящая его имя.

Ответ пришел довольно скоро. «…Очевидно речь идет об Отто Карле Люминдорфе, известном в научных кругах астрофизике, состоявшем в тесной переписке с Эдвином Хабблом, Весто Слифером, Рудольфом Киппенханом и другими светилами астрономии. Вклад Люминдорфа в изучение спиральной структуры галактик трудно переоценить. Помятуя заслуги О. К. Люминдорфа перед наукой, Совет ВАА еще два года назад принял решение назвать Дзету созвездия Лиры (звездная величина 3,5) звездой Отто Люминдорфа.»

Они словно знали, что это его любимое созвездие. Совсем рядом с прекрасной и безмятежной Вегой.

Я выехал из города, когда начало смеркаться. Я знал, что это будет ясная безоблачная ночь, и луна будет совсем юной, почти невидимой. И никого не будет там, куда я приеду. Так и случилось. Берег созерцательного моря оказался специально пуст. Я разложил туристический коврик на песке и лег лицом к нависшему небу. Мне не нужен был телескоп или даже бинокль. Нужно было просто смотреть, и звезды сначала невидимые проступали из темноты. Все надо мной сверкало, светилось и мерцало.

Вегу найти легко. Центр августовской ночи венчает летний треугольник «Альтаир – Вега - Денеб». И чуть южнее Веги, покоренная ее блеском, скромно подсвечивает Дзета Лиры, звезда Отто Люминдорфа. Я знаю, что вокруг нее вращаются планеты и на одной из них тоже есть море и там можно дышать полной грудью. И там есть маленький мальчик, который сейчас сидит и смотрит, как к его родному солнцу подбираются темные облака…

2008