Звездопад

Глава 1. Незнакомка

ВАНЯ

Во сне ему снова видится родной подъезд, серые грязные ступеньки, стены в граффити, вонь и запах протухших жизней, ютящихся в своих квартирках, как в консервных банках.

Никому отсюда не выбраться. Эти опостылевшие окна будут встречать их с пеленок до самой старости. Дом будет разрушаться, сердца сыпаться и черстветь, лица покрываться рытвинками морщин…но они тут родились, тут и умрут. Большинство из них. Ваня причислял себя к таким же будущим мертвецам, что к последним своим годам жизни, наверное, и вовсе прирастут к этим стенам или же из них прорастет плесень, такая же, как на битой плитке в ванне.

Ничего никогда не измениться.

Разве что срок его жизни был совершенно не понятен. С ним вообще все непредсказуемо.

Ваня во сне влетает плечом в стену, а затем, пока перед глазами все расплывается, несет себя по лестнице вниз, с губ срывается тяжелое, прерывистое дыхание. В груди все ноет от каждого его поспешного движения, сердце оголтело и напугано колотится в горле.

Ваня застывает, чтобы перевести дыхание, упирает трясущиеся руки в коленки. Позади на лестнице раздаются тяжелые шаги. Каждый звук — ломает ребра, но Ваня не может пошевелиться. Все, что хочется — рухнуть на ледяную плитку лестничной клетки и больше не двигаться.

Пожалуйста. Пусть это будет не он. Иначе мне конец.

Ваня опирается на перилла и смотрит вверх — на пару этажей выше замирают ноги в потертых кроссовках. Звуки смолкают. Выжидает или ищет его по этажам?

Смешно было надеяться, что ему хватит того, что было в квартире. Что он его так легко отпустит. Из горла Вани срывается неуместный смешок, пока во рту растекается горечь, смешанная со свинцом. Этот звук оказывается таким громким, что он как пуля простреливает загустевший воздух, а затем…

Происходит чертово чудо.

Потому что одна из дверей с тихим скрипом открывается и холодную лестничную клетку заливает теплый свет. Он окутывает, зовет и манит.

В прихожей показывается высокая, худощавая девочка примерно лет пятнадцати, как и он сам, в ее руках два пакета с мусором, а на тонком лице с выразительными глазами цвета туманного неба застывает тень растерянности, что в одну секунду смешивается с тихим сочувствием и болью.

Ваню этот взгляд ранит, пробивает до сердца, что в ребрах отзывается саднящим ударом. Если приглядеться, то можно заметить, как у нее в глазах вокруг чистого оттенка туманного дурмана рассыпаны, точно неряшливой рукой, черные точки, напоминающие лунные щербатые кратеры. Длинные тонкие ресницы трогательно подрагивают, пока она, застыв на пороге, не сводит с него пристального, взволнованного взгляда.

Ваня судорожно глотает воздух, он застоявшийся, плотный, но все равно фантомно ловит — приторную сладость женских духов, чего-то жаренного и совсем невесомо — черничного. А затем падает взглядом расфокусированным вниз, ощущая, как ее внимание распекает внутри него противоречивые чувства, что раздирают нутро на клочки: стыда за собственный вид и смущения, что робко горит на его щеках, смешиваясь с одной стороны с лиловым, темным — свежим отпечатком синяка.

— У тебя что-то случилось?

Девочка задает вопрос с такой же растерянностью, ее голос тихий и надсадный, но каждый звук ее голоса заполняет его переполошенный разум, как тихий омут, в который хочется нырнуть с головой.

— Эм, выдался не самый хороший денек.

Жизнь. Но это такие условности.

— А у тебя?

— Что у меня?

— Как…день?

Провалиться ему бы под землю. Разве он в той ситуации, чтобы…миловаться с девочкой? Даже думать страшно, в каком он сейчас состоянии.

— До тебя явно было хуже.

— Потому что ничто не переплюнет мой помятый видок?

— Ты забавный, — она выдыхает так же тихо, между ними громкость равняется шепоту двух заговорщиков, хранивших одну на двоих общую тайну, это отчего-то даже в такой паршивой ситуации немного до абсурдности веселит. — Зайдешь?

Ваня думает, что ему померещился ее вопрос. Голова раскалывается от удара об стол, видимо, его все еще глючит и мир раскраивается на лоскуты. Показалось. Точно показалось.

— Прям…так?

Он неловко улыбается, переминаясь с ноги на ногу. Интересно, получится ли оттереть кровь со свитера, если эта неземная девочка, взгляд которой причиняет ему точно душевную боль, впустит его не только за порог, но и в свою ванную. Он вообще никогда не был в гостях у девчонок. Наедине. Боже.

— Ну, хочешь, без одежды. Если тебя это так волнует.

Ваня застывает, оглушенный, жар обдает щеки, сердце, забывшись, от смущения готово капитулироваться. Кажется, она замечает, как он нервно трет свитер пальцами. Как же неловко.

— Нет! Могу и в одежде!

— Какое счастье, — ее тихий и неожиданный смешок застревает у него в ребрах, остается росчерком улыбки на потрескавшихся губах, — а то я уже думала, что меня ждёт шоу и вызов полиции за попытку эксгибиционизма.

— Ну, если ты хочешь…